"Рубен Гальего. Черным по белому ("Иностранная литература", 2002, No 1)" - читать интересную книгу автора

Мечты

Когда я был совсем маленьким, я мечтал о маме, мечтал лет до шести.
Потом я понял, вернее, мне объяснили, что моя мама -- черножопая сука,
которая бросила меня. Мне неприятно писать такое, но мне объясняли именно в
этих терминах.
Те, кто объяснял, были большие и сильные, они были правы во всем,
соответственно, они были правы и в такой мелочи. Конечно, были и другие
взрослые.
Они были учителями. Учителя рассказывали мне о дальних странах, о
великих писателях, о том, что жизнь прекрасна и каждому найдется место на
земле, если только хорошо учиться и слушаться старших. Они всегда лгали.
Лгали во всем. Они рассказывали о звездах и материках, но не разрешали
выходить за ворота детдома. Они говорили о равенстве всех людей, но в цирк и
в кино брали только ходячих.
Не лгали только нянечки. Удивительное русское слово -- "нянечка".
Ласковое слово. Сразу вспоминается Пушкин: выпьем, няня... Обычные сельские
тетки. Они не врали никогда. Иной раз они даже угощали нас конфетами. Иногда
злые, иногда добрые, но всегда прямые и искренние. Часто с их слов можно
было понять суть там, где от учителей добиться вразумительного ответа было
невозможно. Давая конфету, они говорили: "Бедное дитг, скорее бы уж помер,
ни себя, ни нас не мучил бы". Или, вынося покойника: "Ну и слава богу,
отмучался, бедненький". Когда я, простуженный, оставался в спальном корпусе
один на один с такой нянечкой и мне не надо было идти в школу, она, добрая
тетя, приносила мне какую-нибудь сладость или фрукт из компота и
рассказывала о погибших на фронте детях, о муже-пьянице -
кучу всяких интересных вещей. Я слушал и верил всему, как верят правде дети, а может быть, только дети. Взрослые зачастую уже не могут верить ни во что. Так вот, про "черножопую суку" нянечки рассказывали мне просто и естественно, как про дождь или снег.
В шесть лет я перестал мечтать о маме. Я мечтал стать "ходячим".
Ходячими были почти все. Даже те, кто еле-еле мог передвигаться на костылях.
К ходячим относились гораздо лучше, чем к нам. Они были людьми. После выхода
из детдома из них могли получиться нужные обществу люди -- бухгалтеры,
сапожники, швеи. Многие получали хорошее образование, "выбивались в люди".
После выпуска из детдома они приезжали на дорогих машинах. Тогда нас
собирали в большом зале, рассказывали, какую должность занимает бывший
ученик нашей школы. Из рассказов выходило, что эти толстые дяди и тети
всегда слушались старших, хорошо учились и добились всего своим умом и
настойчивостью. Но они были ходячими! Какого рожна я должен был выслушивать
их хвастливую болтовню, если я и так знаю, что нужно делать после того, как
станешь ходячим? Как стать ходячим, никто не рассказывал.
В восемь я понял одну очень простую мысль: я один и никому не нужен.
Взрослые и дети думают только о себе. Конечно, я знал, что где-то на другой
планете существуют мамы, папы и дедушки с бабушками. Но это было так далеко
и неубедительно, что я отнес все эти бредни к области звезд и материков.
В девять я понял, что ходить никогда не смогу. Это было очень печально.
Накрылись дальние страны, звезды и прочие радости. Оставалась смерть. Долгая
и бесполезная.
В десять -- прочитал про камикадзе. Эти бравые парни несли смерть
врагу. Одним беспосадочным полетом они отдавали родине все долги за