"Уильям Голдинг. Хапуга Мартин" - читать интересную книгу автора

линией горизонта, отсвет, скорее всего, угодит в "воронье гнездо",
неотступно следуя за ним, и не отпустит, как рука закона на плече
преступника, пока даже самый тупой из матросов на заметит и не поймет, в чем
дело.
На горизонте по-прежнему было пусто.
- Нужен шар. Может, мне удастся с помощью другого камня изготовить
нечто похожее, если стану колотить их друг о друга, пока не добьюсь круглой
формы. Плюс ко всему еще и каменщик. Кто это высекал пушечные ядра из камня?
Микеланджело? Но мне нужно найти камень покруглее. Ни секунды покоя. Прямо
как в том боевике!
Он встал, спустился к морю. Изучающе оглядел край маленького утеса
возле скопления мидий, но ничего подходящего не увидел. Целая гряда камней
среди зеленых водорослей отделяла его от трех скал, но он, повернувшись,
пошел прочь. Он отправился к Проспекту и, цепляясь за выступы, спустился к
отмели. Но на ней была только масса вонючих водорослей. Утомленный спуском,
он ненадолго завис над водой, изучая поверхность скалы в поисках чего-нибудь
стоящего. Лицо почти касалось поверхности коралла, тонкой и розовой, как
глазурь. Дальше розовый цвет, словно передумав и решив навсегда сменить
окраску, переходил в фиолетовый. Он погладил пальцем мягкое вещество. На
корабле такая краска называлась "Румянец барменши". Неопытные, неумелые руки
матросов военного времени расплескивали ее целыми галлонами. Считалось, что
в опасные предрассветные часы корабль под таким камуфляжем сливается с морем
и воздухом. Бесконечные акры затвердевшей розовой краски - совсем как
розовая глазурь или коралловые поселения на рифах - наслоились вокруг
иллюминаторов, на козырьках орудий, целые поля - по бокам и вокруг
такелажных приспособлений, у острых углов и главных проходов, возле с таким
скрипом уступаемых кубриков на сторожевых кораблях Северного патруля. Он
поднял лицо от кожуха и, повернувшись, стал взбираться по трапу на мостик.
Должно быть, там целые акры этой краски, розовой, что задница у младенца.
Как в Тресселине. Там-то Нат и овладел ею - овладел в обоих смыслах, да еще
благодарил за подсказку.
Эсминец сильно качало: Нат как раз спускался по верхнему трапу и,
словно долгоножка, осторожно переставлял длиннющие конечности, пытаясь
удержать равновесие. И тут - вот незадача! - прямо перед ним возникли лицо и
фуражка. Нат отдал честь, как всегда почти теряя равновесие, хотя на сей раз
устоял на месте, сбалансировав обеими ногами.
- А... Нат! Как служится? Доволен?
Почтительная Натаниелова улыбка, правда, чуть-чуть приторная. Нужно же
и хорошо ее видеть.
- Да, сэр.
Ногами-то перебирай по корме, ты, болван долговязый.
Наверх, наверх. Мостик, слабый ветерок, полдень.
- Привет. Общий курс ноль-девять-ноль. Идем зигзагом, курсом
один-один-ноль. И, доложу тебе, позиция закреплена намертво, а не так, как в
твое дежурство, не мотаемся по всему океану. Получай корабль в полное свое
распоряжение. Да, учти, старик не в духе, так что будь начеку.
- Когда "зиг"? Через десять секунд? Я поймал ее.
- Увидимся в полночь, когда ведьмы слетаются.
- Пятнадцать лево руля! Прямо руль! Так держать!
Он быстро оглядел конвой и взглянул на корму. Нат был там, с унылым