"Уильям Голдинг. Бумажные людишки " - читать интересную книгу автора

Даже и тогда все могло бы кончиться иначе, если бы меня не отвлекло
другое дело. Мне приходилось выступать с лекциями. Удивительно, что
человеку, окончившему в свое время пять классов, приходится иметь дело с
таким количеством ученых. По правде говоря, то, что поначалу просто
раздражало, потом мне наскучило - даже хуже. Как я уже сказал, меня иногда
призывали читать лекции на благо родины. И я законопослушно это делал - на
научных конференциях. Понимаете, можно, конечно, говорить, что Уилфрид
Баркли - невежда, едва знающий латынь и греческий, с грехом пополам
изъясняющийся на нескольких живых языках и прочитавший гораздо больше
плохих книг, нежели хороших, однако кое-что я проделываю очень ловко.
Ученым приходится сквозь зубы признать, что, как бы там ни было, я
действительно предмет их изучения. Повторяю, все, что у меня было, - это
немножко наглости, несколько абсурдное чувство долга перед своей страной, а
иногда еще и интерес к незнакомому месту. Прошло немало времени, пока
грянул гром. И громом оказался, как ни странно, барсук из мусорного ящика -
Рик Л. Таккер.
Как раз когда произошел скандал из-за стигматов и моя итальянская
подруга стала вести себя как чопорная леди, мне надо было ехать в Испанию.
Я подумывал отбыть незаметно, но быстро пришел к выводу, что будет еще
хуже. Теперь я понимаю, что надо было исчезнуть, не прощаясь.
- Ну вот, я уезжаю.
Она не стала смотреть мне в глаза, а повернула голову ровно настолько,
чтобы ее профиль обрисовывался на фоне потертых гобеленов.
- Достаточно.
- Чего?
- Нас двоих. Достаточно.
- Почему?
- Достаточно, и все.
Я перебрал в уме кучу причин. Рассуждал о том, как неуклюже реагировал
на отца Пио, и решил предложить ей поехать к бедному старцу и дать обратить
себя по возвращении. Время, думал я, великий лекарь.
- Когда вернусь, мы поговорим.
- Убирайся! Уходи! Вон!
Будто этого было недостаточно, она обрушила на меня поток итальянской,
как мне кажется, отборной брани, из которой я с трудом разобрал, как она
относится ко мне, к протестантам, к мужчинам вообще и к англичанам,
воплощением коих я являюсь, в частности.
Итак, я отбыл на конференцию в Севилью, на старую табачную фабрику,
где в свое время, если кто помнит, Кармен виляла бедрами, но теперь там
всего лишь университет. Обычно на конференциях я держусь подальше от зала
до самого последнего дня, когда приходит мой черед выступать. Но когда я
спросил пригласившего меня профессора, водятся ли еще у них Кармен, тот
ответил: "Да, сколько угодно", и я пошел, забыв, что сейчас каникулы.
На трибуне, которую я должен был почтить собой позднее, стоял Рик
Таккер, еще более здоровенный, чем прежде, и зачитывал объемистую рукопись.
Кучка профессоров, преподавателей и аспирантов изо всех сил боролась со
сном вопреки усилиям профессора Таккера. Я сел на один из стульев позади и
приготовился подремать.
Разбудило меня упоминание моего имени в по-американски бесцветной речи
Таккера. Уткнувшись в рукопись, он рассуждал о придаточных относительных