"Ина Голдин. Честь семьи Черроне " - читать интересную книгу автора

- Надо же, не соврали, - девка с уважением смотрит на деньги.
А Синьора глядит на нее и думает с глупой обидой: вот от кого Энцо шел
в тот вечер.
Так думает Cиньора; и оттого не сразу понимает, что стоит спиной к
окну. Поздно понимает.
Пущенная с улицы стрела входит под лопатку одетого в черное мужчины.
Онеста запрещает убивать женщин.
Но онеста не говорит, что нельзя ошибаться.
Зикко стоит перед отцом и смотрит в землю.
- Не могу, - повторяет.
Рокко чувствует: если еще один камень ляжет на сердце, оно не выдержит.
Лучше б ты ушел тогда, с теми двумя. Лучше б мать родила тебя мертвым. Чтоб
не давал ты мне такой надежды.
- Ты хоть понимаешь, - говорит он, - что Королю Убийц не отказывают?
Сын кивает. Хоть денег и не взял - но заказ принял. И по всем законам
обязан выполнить.
Так нет.
Кишка тонка.
Видно, навел кто-то порчу на Рокко Черроне. Слабое у него оказалось
семя.
- Понимаешь, что он с тобой сделает?
- Ага, - говорит Зикко. Сглатывает. - Пусть... лучше со мной.
- А о чем ты думал, - через силу уже спрашивает Рокко, - когда
соглашался?
В ответ Зикко валится на колени - резко, будто его ударили по ногам. И
молчит.
- Трус, - говорит Рокко. Старших сыновей он в душе не проклял, а
этого - готов. И пока черное, вязкое не сорвалось, не обрушилось на Зикко,
он цедит торопливо:
- Убирайся. Пускай с тобой будет, что будет. Я тебе больше не отец. У
тебя здесь нет семьи. Убирайся.
Зикко поднимается, отряхивает колени. Дергает концы шейного платка.
- Как скажешь, - на губах начинает лепиться слово "папа", и мальчик
прикусывает губу. - Как скажешь.
Он поворачивается и уходит. Старый Рокко возвращается в дом, где в
верхней спальне теперь будут пустовать все три кровати.
Взвыл бы, да стыдно.
Вставать с похмелья трудно. Внутри все колышет и волнуется, будто
желудок превратился в трюм захваченного штормом корабля. Таким Рокко
поднимается наутро; хватается за спинку кровати, голоса едва хватает позвать
слуг и попросить воды.
Лучше б, думает он, глядя на отразившегося в тазу косматого
красноглазого старика, и вовсе не вставать. Незачем теперь.
Вдруг - рябью по воде - кто-то чужой в комнате. Рокко оборачивается -
нет, не чужой. Будто снова глядит на свое отражение, в собственные глаза,
помолодевшие вдруг на целую жизнь. Невольно замечает - ведь вошел, поганец,
так, что я не заметил...
Зикко говорит:
- Ты сам сказал, что больше мне не отец.
В руке у него - тот самый первый в его жизни кинжал. Рокко-то думал,