"Николай Васильевич Гоголь. Вечер накануне Ивана Купала" - читать интересную книгу автора

оно уже тускнет. В поле становится холодней. Примеркает, примеркает и -
смерклось. Насилу! С сердцем, только что не хотевшим выскочить из груди,
собрался он в дорогу и бережно спустился густым лесом в глубокий яр,
называемый Медвежьим оврагом. Басаврюк уже поджидал там. Темно, хоть в глаза
выстрели. Рука об руку пробирались они по топким болотам, цепляясь за густо
разросшийся терновник и спотыкаясь почти на каждом шагу. Вот и ровное место.
Огляделся Петро: никогда еще не случалось ему заходить сюда. Тут остановился
и Басаврюк. "Видишь ли ты, стоят перед тобою три пригорка. Много будет на
них цветов разных; но сохрани тебя нездешняя сила, вырвать хоть один. Только
же зацветет папоротник, хватай его и не оглядывайся, что бы тебе позади ни
чудилось". Петро хотел было спросить... глядь - и нет уже его. Подошел к
трем пригоркам; где же цветы? Ничего не видать. Дикой бурьян чернел кругом и
глушил все своею густотою. Но вот блеснула на небе зарница, и перед ним
показалась целая гряда цветов, все чудных, все невиданных; тут же и простые
листья папоротника. Поусумнился Петро и раздумно стал перед ними, подпершись
обеими руками в боки. Что тут за невидальщина? десять раз на день,
случается, видишь это зелье; какое ж тут диво? Не вздумала ли дьявольская
рожа посмеяться? Глядь, краснеет маленькая цветочная почка и, как будто
живая, движется. В самом деле чудно! Движется и становится все больше,
больше, и краснеет, как горячий уголь. Вспыхнула звездочка, что-то тихо
затрещало, и цветок развернулся перед его очами, словно пламя, осветив и
другие около себя. "Теперь пора!" - подумал Петро и протянул руку. Смотрит,
тянутся из-за него сотни мохнатых рук также к цветку, а позади его что-то
перебегает с места на место. Зажмурив глаза, дернул он за стебелек, и цветок
остался в его руках. Все утихло. На пне показался сидящим Басаврюк, весь
синий, как мертвец. Хоть бы пошевелился одним пальцем. Очи недвижно
уставлены на что-то, видимое ему одному только; рот в половину разинут, и ни
ответа. Вокруг не шелохнет. Ух, страшно!.. Но вот послышался свист, от
которого захолонуло у Петра внутри, и почудилось ему, будто трава зашумела,
цветы начали между собою разговаривать голоском тоненьким, будто серебряные
колокольчики; деревья загремели сыпучею бранью... Лицо Басаврюка вдруг
ожило; очи сверкнули. "Насилу воротилась, яга! - проворчал он сквозь зубы. -
Гляди, Петро, станет перед тобою сейчас красавица: делай все, что ни
прикажет, не то пропал навеки!" Тут разделил он суковатою палкою куст
терновника, и перед ними показалась избушка, как говорится, на курьих
ножках. Басаврюк ударил кулаком, и стена зашаталась. Большая черная собака
выбежала навстречу и с визгом, оборотившись в кошку, кинулась в глаза им.
"Не бесись, не бесись, старая чертовка!" - проговорил Басаврюк, приправив
таким словцом, что добрый человек и уши бы заткнул. Глядь, вместо кошки,
старуха с лицом сморщившимся, как печеное яблоко, вся согнутая в дугу; нос с
подбородком словно щипцы, которыми щелкают орехи. "Славная красавица!" -
подумал Петро, и мурашки пошли по спине его. Ведьма вырвала у него цветок из
рук, наклонилась и что-то долго шептала над ним, вспрыскивая какою-то водою.
Искры посыпались у ней изо рта; пена показалась на губах. "Бросай!" -
сказала она, отдавая цветок ему. Петро подбросил, и, что за чудо? цветок не
упал прямо, но долго казался огненным шариком посреди мрака и, словно лодка,
плавал по воздуху; наконец, потихоньку начал спускаться ниже и упал так
далеко, что едва приметна была звездочка, не больше макового зерна.
"Здесь!" - глухо прохрипела старуха; а Басаврюк, подавая ему заступ,
примолвил: "Копай здесь, Петро. Тут увидишь ты столько золота, сколько ни