"Николай Васильевич Гоголь. Мертвые души. Том 1 (ПСС Том 6)" - читать интересную книгу автора

госте не только любознательность, но и основательность; ибо прежде всего
расспросил он, сколько у каждого из них душ крестьян и в каком положении
находятся их имения, а потом уже осведомился, как имя и отчество. В немного
времени он совершенно успел очаровать их. Помещик Манилов, еще вовсе человек
не пожилой, имевший глаза сладкие, как сахар, и щуривший их всякий раз,
когда смеялся, был от него без памяти. Он очень долго жал ему руку и просил
убедительно сделать ему честь своим приездом в деревню, к которой, по его
словам, было только пятнадцать верст от городской заставы. На что Чичиков с
весьма вежливым наклонением головы и искренним пожатием руки отвечал, что он
не только с большою охотою готов это исполнить, но даже почтет за
священнейший долг. Собакевич тоже сказал несколько лаконически: "и ко мне
прошу", шаркнувши ногою, обутою в сапог такого исполинского размера,
которому вряд ли где можно найти отвечающую ногу, особливо в нынешнее время,
когда и на Руси начинают уже выводиться богатыри.
На другой день Чичиков отправился на обед и вечер к полицеймейстеру,
где с трех часов после обеда засели в вист и играли до двух часов ночи. Там,
между прочим, он познакомился с помещиком Ноздревым, человеком лет тридцати,
разбитным малым, который ему после трех-четырех слов начал говорить ты. С
полицеймейстером и прокурором Ноздрев тоже был на ты и обращался
по-дружески; но когда сели играть в большую игру, полицеймейстер и прокурор
чрезвычайно внимательно рассматривали его взятки и следили почти за всякою
картою, с которой он ходил. На другой день Чичиков провел вечер у
председателя палаты, который принимал гостей своих в халате, несколько
замасленном, и в том числе двух каких-то дам. Потом был на вечере у
вице-губернатора, на большом обеде у откупщика, на небольшом обеде у
прокурора, который, впрочем, стоил большого, на закуске после обедни, данной
городским главою, которая тоже стоила обеда. Словом, ни одного часу не
приходилось ему оставаться дома, и в гостиницу приезжал он с тем только,
чтобы заснуть. Приезжий во всем как-то умел найтиться и показал в себе
опытного светского человека. О чем бы разговор ни был, он всегда умел
поддержать его: шла ли речь о лошадином заводе, он говорил и о лошадином
заводе; говорили ли о хороших собаках, и здесь он сообщал очень дельные
замечания; трактовали ли касательно следствия, произведенного казенною
палатою, - он показал, что ему небезызвестны и судейские проделки; было ли
рассуждение о билиартной игре - и в билиартной игре не давал он промаха;
говорили ли о добродетели, и о добродетели рассуждал он очень хорошо, даже
со слезами на глазах; об выделке горячего вина, и в горячем вине знал он
прок; о таможенных надсмотрщиках и чиновниках - и о них он судил так, как
будто бы сам был и чиновником и надсмотрщиком. - Но замечательно, что он все
это умел облекать какою-то степенностью, умел хорошо держать себя. Говорил
ни громко, ни тихо, а совершенно так, как следует. Словом, куда ни повороти,
был очень порядочный человек. Все чиновники были довольны приездом нового
лица. Губернатор об нем изъяснился, что он благонамеренный человек;
прокурор, что он дельный человек; жандармский полковник говорил, что он
ученый человек; председатель палаты, что он знающий и почтенный человек;
полицеймейстер, что он почтенный и любезный человек; жена полицеймейстера,
что он любезнейший и обходительнейший человек. Даже сам Собакевич, который
редко отзывался о ком-нибудь с хорошей стороны, приехавши довольно поздно из
города и уже совершенно раздевшись и легши на кровать возле худощавой жены
своей, сказал ей: "Я, душенька, был у губернатора на вечере, и у