"Николай Васильевич Гоголь. Статьи, напечатанные в "Современнике" (1836-1837)" - читать интересную книгу автора

только заметит он на себе перышко или пушок, ту ж минуту его щелчком.
Москва - старая домоседка, печет блины, глядит издали и слушает рассказ, не
подымаясь с кресел" о том, что делается" в свете; Петербург - разбитной
малый, никогда не сидит дома, всегда одет и похаживает на кордоне,
охорашиваясь перед Европою, которую видит, но не слышит.
Петербург весь шевелится, от погребов до чердака с полночи начинает
печь французские хлебы, которые назавтра все съест немецкий народ и во всю
ночь то один глаз его светится, то другой; Москва ночью вся спит, и на
другой день, перекрестившись и поклонившись на все четыре стороны, выезжает
с калачами на рынок. Москва женского рода, Петербург мужеского, В Москве всё
невесты, в Петербурге всё женихи. Петербург наблюдает большое приличие в
своей одежде, не любит пестрых цветов и никаких резких и дерзких отступлений
от моды; зато Москва требует, если уж пошло на моду, то чтобы во всей форме
была мода: если талия длинна, то она пускает ее еще длиннее; если отвороты
фрака велики, то у ней - как сарайные двери. Петербург - аккуратный человек,
совершенный немец, на все глядит с расчетом и, прежде нежели задумает дать
вечеринку, посмотрит в карман; Москва - русский дворянин, и если уж
веселится, то веселится до упаду и не заботится о том, что уже хватает
больше того, сколько находится в кармане: она не любит средины. В Москве все
журналы, как бы учены ни были, но всегда к концу книжки оканчиваются
картинкою мод; петербургские редко прилагают картинки; если же приложат, то
с непривычки взглянувший может перепугаться. Московские журналы говорят о
Канте, Шеллинге и проч., и проч.; в петербургских журналах говорят только о
публике и благонамеренности... В Москве журналы идут наряду с веком, но
опаздывают книжками; в Петербурге журналы нейдут наравне с веком, но выходят
аккуратно, в положенное время. В Москве литераторы проживаются, в Петербурге
наживаются. Москва всегда едет, завернувшись в медвежью шубу, и большею
частию на обед; Петербург, в байковом сюртуке, заложив обе руки в карман,
летит во всю прыть на биржу или "в должность". Москва гуляет до четырех
часов ночи и на другой день не подымется с постели раньше второго часу;
Петербург тоже гуляет до четырех часов, но на другой день как ни в чем не
бывало в девять часов спешит, в своем байковом сюртуке, в присутствие. В
Москву тащится Русь с деньгами в кармане и возвращается налегке; в Петербург
едут люди безденежные и разъезжаются во все стороны света с изрядным
капиталом. В Москву тащится Русь в зимних кибитках, по зимним ухабам,
сбывать и закупать; в Петербург идет русский народ пешком летнею порою
строить и работать. Москва - кладовая, она наваливает тюки да вьюки, на
мелкого продавца и смотреть не хочет; Петербург весь расточился по кусочкам,
разделился, разложился на лавочки и магазины и ловит мелких покупщиков.
Москва говорит: "коли нужно покупщику - сыщет"; Петербург сует вывеску под
самый нос, подкапывается под ваш пол с "Ренским погребом" и ставит
извозчичью биржу в самые двери вашего дома. Москва не глядит на своих
жителей, а шлет товары во всю Русь; Петербург продает галстуки и перчатки
своим чиновникам. Москва - большой гостиный двор; Петербург - светлый
магазин. Москва нужна для России; для Петербурга нужна Россия. В Москве
редко встретишь гербовую пуговицу на фраке; в Петербурге нет фрака без
гербовых пуговиц. Петербург любит подтрунить над Москвою, над ее
аляповатостию, неловкостию и безвкусием; Москва кольнет Петербург тем, что
он человек продажный и не умеет говорить по-русски. В Петербурге, на Невском
проспекте, гуляют в два часа люди, как будто сошедшие с журнальных модных