"Николай Васильевич Гоголь. Не напечатанное при жизни, незавершенное (1840-е годы)" - читать интересную книгу автора

требователен к самому себе? Как полететь воображеньем, если б оно и было,
если рассудок на всяком шагу задает вопрос, "Зачем?" Зачем случились многие
такие обстоятельства, которых я не призывал? Зачем мне определено было не
иначе приобрести познанье души человека, как произведя строгий анализ над
собственной душою? Зачем желаньем изобразить русского человека я возгорелся
не прежде, как узнавши получше общие законы действий человеческих, а узнал
их не прежде, как пришедши к тому, кто один ведатель и действий человеческих
и всех малейших наших душевных тайн?.. Зачем жажда знать душу человека так
томила меня? Зачем, наконец, были такие обстоятельства, о которых я не могу
даже сказать, но которые заставляли меня, против воли моей собственной,
входить глубже в душу человека? Зачем венцом всех эстетических наслаждений
во мне осталось свойство восхищаться красотой души человека везде, где бы я
ее ни встретил? Зачем жажда знать душу человека так томила меня постоянно от
дней моей юности? Определите мне прежде, зачем все это произошло, и тогда
спрашивайте: зачем я не могу писать того, что писал?
Я старался действовать наперекор обстоятельствам и этому порядку, не от
меня начертанному. Я пробовал несколько раз писать по-прежнему, как писалось
в молодости, то есть как попало, куда ни поведет перо мое; но ничто не
лилось на бумагу. Обрадовавшись тому, что расписался кое-как в письмах к
моим знакомым и друзьям, я захотел тотчас же из этого сделать употребленье,
и едва только оправился от тяжкой болезни моей, как составил из них книгу,
постаравшись дать ей какой-то порядок и последовательность, чтобы она
походила на дельную книгу, не размысливши того, что многое, обращенное к
некоторым, общество примет на свой счет, особенно после завещанья,
обращенного к лицу всех соотечественников. Я боялся сам рассматривать ее
недостатки, а почти закрыл глаза на нее, зная, что если рассмотрю я построже
мою книгу, может, она будет так же уничтожена, как я уничтожал "Мертвые
души" и как уничтожал все, что ни писал в последнее время. Я думал, что этой
книгой я хоть сколько-нибудь заплачу за долгое мое молчание, введу и объясню
мое трудное положение, почему я не мог писать в это время, обращу внимание
на практическое и на дело жизни. Я думал вслед ее заговорить о том, что
раскроет предо мною побольше Русь, освежит, оживит меня и заставит меня
взяться за перо. Не тут-то было: все обрушилось на меня упреками. Я услышал
только толки о том, что не решается толками. Руки мои опустились. Порыв,
который, мне показалось, начал было во мне пробуждаться, погас, и я
нечувствительно сам собой пришел теперь к тому вопросу, который я до сих пор
и не думал еще задавать в себе: должен ли я в самом деле писать? должен ли я
оставаться на этом поприще, от которого в последнее время так явно меня все
отвлекало? Положим, если бы даже я в силах был как-нибудь победить себя,
перо мое получило бы беглость и страницы полились непринужденно одна за
другою, - таково ли душевное состоянье мое, чтобы сочиненья мои были
действительно в это время полезны и нужны нынешнему обществу? Бросим взгляд
на нынешнее состояние общества: благоприятно ли нынешнее время для писателя
вообще, и вслед за тем - для такого писателя, как я?
Все более или менее согласились называть нынешнее время переходным.
Все, более чем когда-либо прежде, ныне чувствуют, что мир в дороге, а не у
пристани, не на ночлеге, не на временной станции или отдыхе. Все чего-то
ищет, ищет уже не вне, а внутри себя. Вопросы нравственные взяли перевес и
над политическими, и над учеными, и над всякими другими вопросами. И меч и
гром пушек не в силах занимать мир. Везде обнаруживается более или менее