"Николай Васильевич Гоголь. Не напечатанное при жизни, незавершенное (1840-е годы)" - читать интересную книгу автора

тем, чем мне следовало поделиться уже потом, по совершенье моего
собственного воспитанья. Мне доставалось трудно все то, что достается легко
природному писателю. Я до сих пор, как ни бьюсь, не могу обработать слог и
язык свой, первые необходимые орудия всякого писателя: они у меня до сих пор
в таком неряшестве, как ни у кого даже из дурных писателей, так что надо
мной имеет право посмеяться едва начинающий школьник, Все мною написанное
замечательно только в психологическом значении, но оно никак не может быть
образцом словесности, и тот наставник поступит неосторожно, кто посоветует
своим ученикам учиться у меня искусству писать или подобно мне живописать
природу: он заставит их производить карикатуры. Доказательство этому можешь
видеть на некоторых молодых и неопытных подражателях моих, которые именно
через это самое подражание стали несравненно ниже самих себя, лишив себя
своей собственной самостоятельности. У меня никогда не было стремленья быть
отголоском всего и отражать в себе действительность, как она есть вокруг
нас, - стремленья, которое тревожит поэта во все продолженье его жизни и
умирает в нем только с его собственной смертью. Я даже не могу заговорить
теперь ни о чем, кроме того, что близко моей собственной душе. Итак, если я
почувствую, что чистосердечный голос мой будет истинно нужен кому-нибудь и
слово мое может принести какое-нибудь внутреннее примиренье человеку, тогда
у тебя в "Современнике" будет моя статья; если ж нет - ее не будет. И ты на
меня за это никак не гневайся. Я здесь не упомянул также ни об одном из тех
современных прозаических писателей наших [26], которые, будучи заняты
собственными изданиями или же сидя над трудами более отвлеченными,
требующими полного внимания, не имеют ни возможности, ни досуга поработать
для твоего "Современника". Их не следует и беспокоить. Здесь кстати я должен
тебя побранить. Ты был несправедлив, приписывая безучастное невнимание
многих литераторов к твоему журналу их равнодушию к общему делу, нелюбви к
искусству, деньголюбию и т. п. У всякого есть свое внутреннее дело; у
всякого совершается в душе свое собственное событие, на время его
отвлекающее от участия в деле общем; и никак нельзя требовать, чтобы другой
жертвовал собой и своей собственной целью для какой-нибудь нами любимой
мысли или нашей цели, к которой мы предположили себе стремиться. Каждому
определяет бог дорогу, непохожую на ту, которую назначено проходить другому,
и нельзя мерять всех одним и тем же аршином. А потому уважай и самый отказ
другого [27] даже и тогда, если бы он не захотел объявить причины, почему не
может дать статьи в "Современник". Довольствуйся тем, что дадут. Если только
одни поименованные мною писатели дадут статьи свои, то и этого уже будет
достаточно. Но я знаю, что дадут еще и другие, которых я не назвал. Вопреки
людям, жалующимся на недостаток талантов в нынешнее время, я вижу их теперь
гораздо больше, чем когда-либо прежде. Они не попали на свою дорогу. Еще
никто из них не умел стать самим собой, и это причина их неприметности; но
многие из них уже болеют этим желанием, хотя и не знают, как удовлетворить
ему. Стремленье узнать назначенье свое есть теперь страданье многих людей,
одаренных способностями. Оно-то есть настоящая, истинная причина дремоты и
бездейственности на поприще литературном.
Стихотворная часть "Современника" может быть также весьма богата,
невзирая на то, что, по-видимому, в современном обществе угаснуло
расположение к поэзии. Слава богу, еще здравствует сам патриарх нашей
поэзии: еще небо хранит нам Жуковского. В награду за безукоризненную, чистую
жизнь ему одному из всех нас дано почувствовать свежесть молодости в