"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Серапионовы братья " - читать интересную книгу автора

толстой бумаги, содержавшая изложение клубных законов, сочиненных, вероятно,
каким-нибудь старым советником совершенно в форме Прусского земского
Уложения, с разделением на статьи и параграфы. Признаюсь, я не читал ничего
забавнее! Так, помнится, одна статья, излагавшая права и обязанности женщин
и детей, гласила ни более ни менее, что жены членов могут пить в помещении
клуба вечерний чай по воскресеньям и четвергам, а в зимнее время имеют право
даже танцевать от четырех до шести раз. Постановления о детях были еще
строже, так как законодатель обработал этот предмет с особенным старанием,
разделив детей на малолетних, подрастающих, несовершеннолетних и находящихся
под опекой. Малолетние, в свою очередь, разделялись сообразно их
нравственным качествам на послушных и непослушных, из которых последним вход
в клуб запрещался основным законом. Забота сделать клуб непременно послушным
была одной из главнейших. Затем следовал любопытный раздел о собаках, кошках
и прочих бессловесных существах. Никто не имел права вводить в клуб диких,
вредных животных, так что если б кто-нибудь из членов выдрессировал льва,
тигра или леопарда как комнатную собачку, то швейцары возбранили бы вход
такому раскольнику животного царства, даже если бы у него были обрезаны
волосы и когти. Клубоспособность отрицалась также у верных пуделей и
цивилизованных мопсов, и только в виде исключения дозволялось вводить
таковых летом, когда клуб обедал на даче, но и то не иначе как по
предъявлении особых карточек, выдаваемых совещательным комитетом. Мы с
Лотаром присочинили, помню, тогда к этому глубокомысленному кодексу целый
ворох глупейших приложений и деклараций и торжественно представили их на
обсуждение первого общего собрания, причем имели удовольствие видеть, что
вся эта чепуха дебатировалась серьезнейшим образом, пока проделка наша не
кинулась уж слишком ярко в глаза человекам двум-трем поумнее, за что мы и
были только лишены общественного доверия, вопреки нашему ожиданию быть
изгнанными из клуба совсем.
- Помню я это счастливое время, - заметил Лотар, - и с сожалением
замечаю, что нынче меня уже не подобьешь на такую проказу. Стар я стал и
отяжелел в придачу до того, что теперь меня зачастую сердит то, что прежде
забавляло.
- Никогда я этому не поверю, - сказал Оттмар, - и уверен, что сегодня
ты просто хандришь, или, может быть, в душе твоей звучит отголосок
какого-нибудь дурного влияния. Новая жизнь оживит, как весна, твое сердце,
заглушив его фальшивые тона, и ты будешь опять прежний веселый Лотар, каким
был двенадцать лет тому назад. Ваш клуб в П*** напомнил мне другой,
основатель которого был, вероятно, великий юморист, если судить по
сочиненному им уставу, напоминавшему статуты ордена дураков! Представьте
себе общество, организованное совершенно наподобие государства, - то есть с
королем, министрами, советниками и т.д., и притом с единственной целью
хорошо поесть и еще лучше выпить. Собрания проходили всегда в гостинице с
самой лучшей кухней и погребом. Там торжественно рассуждалось о
благоденствии государства, то есть о снабжении его блюдами и вином. Министр
иностранных дел докладывал об открытии в одном из отдаленных погребков
превосходного рейнвейна. Сейчас же снаряжалось посольство. Граждане,
испытанные в должности пробования вин, назначались послами, им давались
подробнейшие инструкции, а министр финансов открывал особый кредит на
издержки посольства и на покупку указанного товара. Неудачно приготовленный
соус вызывал целое волнение: обменивались нотами, произносили резкие речи об