"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Крейслериана (II) (Фантазии в манере Калло)" - читать интересную книгу автора

Но верь любви моей*.{314}
Твой верный до гроба
Мило,
бывшая обезьяна, ныне частный артист и ученый.
______________
* Перевод М.Лозинского.


5. ВРАГ МУЗЫКИ{314}

Как чудесно, когда человек до такой степени весь проникнут музыкой,
что, словно вооруженный нездешней силой, легко и весело овладевает самыми
громоздкими музыкальными сооружениями, построенными композитором из
бесчисленного количества нот и звуков разнообразнейших инструментов,
воспринимает эту музыку умом и рассудком, но без особого душевного волнения,
без всяких болезненных приступов страстного восторга и душераздирающей
тоски. Как горячо может он тогда восхищаться виртуозностью исполнителя и
даже без опаски громко выражать эту рвущуюся наружу радость. О великом
счастье самому быть виртуозом лучше не думать, иначе я еще сильнее начну
горевать о том, что совершенно лишен способностей к музыке, отчего и
проистекает моя невероятная беспомощность в этом дивном искусстве, к
сожалению выказанная мною с самого детства.
Отец мой несомненно был хорошим музыкантом. Зачастую он просиживал за
большим роялем до глубокой ночи, и когда в нашем доме устраивались концерты,
он играл очень длинные вещи, а другие кое-как ему аккомпанировали на
скрипках, контрабасах, флейтах и валторнах. Когда доигрывали одну из таких
длинных пьес, все очень громко кричали: "Браво, браво! Какой прекрасный
концерт! Какое совершенное, искусное исполнение!" - и с благоговением
произносили имя Эммануила Баха{315}. Однако отец всегда так гремел и
барабанил, что мне казалось, будто это вовсе не музыка, - она представлялась
мне трогательной мелодией, - будто отец играет просто ради забавы и другие
тоже забавляются. В таких случаях меня всегда одевали в праздничное платье,
я сидел на высоком стульчике рядом с матерью и слушал, стараясь не
шевелиться. Время тянулось невыносимо медленно; я бы не мог этого выдержать,
если бы меня не развлекали странные гримасы и смешные движения музыкантов.
Особенно хорошо запомнился мне один старый адвокат, который всегда сидел
рядом с отцом и играл на скрипке; говорили, что он необычайный энтузиаст,
что музыка доводит его до умопомешательства, что гениальные произведения
Эммануила Баха, Вольфа, Бенды вызывают у него безумную экзальтацию и потому
он не попадает в тон и не держит такта. Этот человек и сейчас стоит у меня
перед глазами. Он носил сюртук цвета сливы с золочеными пуговицами,
маленькую серебряную шпагу и рыжеватый, слегка напудренный парик, на конце
которого болтался маленький кошелек. Адвокат все делал с неописуемой
комической серьезностью. "Ad opus!"* - любил он восклицать в тот момент,
когда отец расставлял на пюпитрах ноты. Потом брал скрипку правой рукой,
левой снимал парик и вешал его на гвоздь. Играя, он все ниже и ниже
склонялся к нотам; красные глаза его сверкали и выкатывались из орбит, на
лбу выступали капли пота. Случалось, что он кончал играть раньше остальных,
чему крайне удивлялся, и очень злобно на всех поглядывал. Мне часто
казалось, что скрипка его издает звуки, похожие на те, которые соседский