"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Необыкновенные страдания директора театра" - читать интересную книгу автора

служить тому, чтобы зритель, не зная, как именно оказался в настроении,
нужном для того или иного момента действия, даже сам перенесся в тот или
иной его момент. Из этого следует, что первым делом нужно тщательно избегать
всего неподобающего, а затем глубоко проникать в собственно фантастическое,
чтобы его исполнение окрыляло фантазию зрителя. Не как блестящая картина,
существующая сама по себе, должна привлекать к себе взгляд зрителя
декорация, нет, в момент действия зритель должен, не сознавая того,
чувствовать впечатление от картины, среди которой движется действие. Вижу,
что выражаюсь очень неудачно, и боюсь даже, что вы не вполне меня понимаете.
Серый. Понимаю прекрасно. Если в разговор о ролях для молодого возраста
я вставил пример с Турандот, то позвольте мне теперь упомянуть один случай -
это произошло в моем собственном театре, - доказывающий, как важна порой
декорация. Вы помните в "Венецианском купце" великолепную ночную сцену
Джессики с ее возлюбленным в загородном доме Порции. Декоратор выбрал
действительно искусно выполненную декорацию, которая изображала пластически
выступающую на передний план часть дома со множеством проходов и лестниц. В
стороне, под апельсиновым деревом, сидели Бассанио и Джессика. Декорация
привлекала к себе всеобщее внимание, а сцена проходила холодно и трезво.
Джессика и Бассанио были холодны как лед, ни тайный жар любви, ни
эротическое обыгрывание слов "В такую ночь" и т.д. и т.д. не доходили до
зрителей, не смогли никого взволновать. Я пожаловался на это одному умному
приятелю, который без долгих разглагольствований всегда попадает в самую
точку. Он сказал только: "Да и как же могло быть иначе, любой жар остынет,
когда рядом столько холодного мрамора". Я, кажется, понял его. В следующий
раз вместо блестящего дворца была выдвинута вперед простая часть сада.
Несколько темных деревьев, сквозь которые серебрится луна... густые кусты,
лужайка с цветами спереди, сбоку, где Джессика болтает с возлюбленным... все
так сумрачно... так таинственно... и так правдоподобно: кажется, что дышишь
пряными ароматами юга, слышишь шелест ночного ветра. И как все получилось
теперь совершенно иным... Ты сам сидел среди итальянской ночи и слушал
прелестный шепот влюбленных, и никто не думал о декорациях.
Коричневый. Такое это и должно оказывать действие. Верное подражание
природе, насколько оно возможно, должно служить театральному художнику не
для похвальбы, а лишь для создания той высокой иллюзии, которая в момент
действия сама собой родится в душе зрителя. Эта ошибочная тенденция -
подавлять количеством, ребяческое щеголяние множеством статистов, которые
нарушают всякую гармонию, неуклюже двигаясь в блестящих костюмах, или
бесконечным однообразием ничего не говорящих балетов породили и потребность
в громадных, главным образом с чересчур глубокой сценой театрах, которые
решительно противопоказаны драматическому искусству. На наших непомерно
больших сценах актер, как справедливо утверждает Тик, теряется, как
миниатюра в огромной раме.
Серый. Разрешите мне еще заметить, что, по-моему, освещение наших сцен
совершенно не позволяет пластически, светотенью выделить какую-нибудь
группу, а тем более отдельную фигуру.
Коричневый. Совершенно верно. При нынешнем нашем устройстве сцены
актеры освещены одинаково сильно со всех сторон и кажутся поэтому
прозрачными призраками, бесплотными, не отбрасывающими теней. Но уж совсем
никуда не годится ослепительный свет, направленный снизу вверх на
просцениум, он отвратительно искажает лицо актера, когда тот выходит совсем