"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Автомат (новелла)" - читать интересную книгу автора

земле.
Было так: прекрасная, цветущая девушка вошла в мою комнату - она-то и
пела, а тут она сказала мне голосом несказанно нежным и сладостным:
- Так ты не узнал меня, милый, милый Фердинанд! А я-то всегда была
уверена, что стоит мне запеть и я опять буду жить в тебе, в одном тебе,
потому что ведь каждый звук моей песни хранился в твоей груди, он и должен
был прозвучать для тебя в моем взгляде!
Невыразимый восторг овладел всем моим существом, когда я увидел в
девушке возлюбленную моей души, - с раннего детства я носил образ ее в
сердце, и только недобрая судьба разлучила меня с нею. А теперь я обрел ее
вновь на вершине счастья, и это моя страстная любовь зазвучала мелодией
неизбывной тоски, бесконечного томления, это наши взоры обратились в
великолепные звучания, протяжные, нараставшие, которые сливались вместе
словно потоки огненной лавы...
Но теперь я бодрствовал и должен был честно признаться себе, что
никакие воспоминания детства не связывались у меня с этим очаровательным
образом, с этой девушкой, - я видел ее впервые в жизни. За окном послышались
громкие речи, брань - я механически сорвался с места и поспешил к окну:
пожилой, хорошо одетый человек переругивался со служащими, которые
расколотили что-то в его изящной карете. Наконец поломку исправили и пожилой
человек крикнул: "Все в порядке, можем трогаться". Тут я заметил, что из
соседнего со мною окна высовывалась женская головка, теперь же, услышав
слова, она отпрянула назад, так что я не успел рассмотреть ее лицо в глубоко
надетой дорожной шляпке. Выйдя из дверей дома, она повернула голову и
посмотрела в мою сторону. Людвиг! Это же была она, это она пела, это она
явилась мне в сновидении - луч небесных очей коснулся меня, и мне
померещилось, будто хрустальный звук пронзил мою грудь словно кинжал, я
физически ощутил боль, все мои нервы задрожали, и я словно окаменел в
невыразимом блаженстве. Минута, и она сидела в карете, почтальон затрубил в
рожок, его веселый напев словно издевался и торжествовал надо мной.
Мгновение, и они завернули за угол, исчезнув из глаз. А я по-прежнему стоял
у окна, сам не свой, тут курляндские спутники ввалились в комнату, они зашли
за мной, отправляясь в очередную увеселительную поездку, но я молчал... Они
сочли, что я заболел, но разве я мог проронить хотя бы слово обо всем
испытанном мною!.. Я и не осведомился о том, кто жил в комнате рядом со
мной, и ни о чем не спросил, потому что мне показалось, что любое слово
постороннего человека ранит нежную тайну моего сердца, мое неземное видение.
Отныне, думалось мне, я всегда буду носить образ ее в сердце и никогда не
изменю той, что стала вечной возлюбленной моей души. Даже если больше
никогда ее не увижу!.. А ты, сердечный друг, ты ведь хорошо понимаешь мое
тогдашнее состояние и не осудишь меня за то, что я не предпринял ничего для
того, чтобы хотя бы что-то разузнать о ней... Общество разбитных курляндцев
мне совсем осточертело, не успели они и глаза протереть, как в один
прекрасный день я уже летел в Б. - к месту своего назначения. Ты ведь
знаешь, что я с детских лет недурно рисовал. В Б. я серьезно занялся
миниатюрной живописью под руководством хороших учителей и в очень короткое
время добился того, что, собственно, и составляло цель моих занятий, - я
написал портрет моей незнакомки, и он получился очень похожим. Я рисовал ее
тайно, при закрытых дверях. Ни один глаз человеческий никогда не видел этого
портрета, потому что я даже заказал для другого портрета оправу точно таких