"Э.Т.А.Гофман. Майорат" - читать интересную книгу автора

Р...зиттен. Старик принимал только мой уход; только я один занимал его
рассказами, мог развеселить его. Но даже в те часы, когда он не чувствовал
боли и к нему возвращалась прежняя его веселость, когда не было недостатка в
соленых шутках, даже когда мы заводили речь о приключениях на охоте и я с
минуты на минуту ожидал, что речь зайдет о моем геройском подвиге, как я
охотничьим ножом уложил свирепого волка, - ни разу, ни разу не вспомнил он о
нашем пребывании в Р...зиттене, и всякий поймет, что я по совершенно
естественной робости остерегался наводить его как раз на эту тему. Мои
горестные заботы, мое беспрестанное попечение о старике заслонили в моем
воображении образ Серафины. Но как только дед мой стал поправляться, со все
большей живостью вспоминалась мне ослепительная минута в покоях баронессы,
озарившая меня, как светлая, навсегда зашедшая для меня звезда. Случай снова
пробудил всю испытанную мною муку и в то же время поверг меня в ледяной
ужас, словно явление из мира духов. Когда я однажды вечером открыл сумку для
писем, бывшую со мною в Р...зиттене, из вороха бумаг выпал темный локон,
перевитый белою лентою; я тотчас узнал волосы Серафины. Но когда я стал
рассматривать ленту, то ясно увидел на ней след от капли крови. Быть может,
Адельгейда, в одну из минут безумного беспамятства, овладевшего мною в
последний день тамошнего пребывания, и сумела подсунуть мне этот сувенир, но
(*67)откуда эта капля крови? Она вселила в меня предчувствие чего-то
ужасного и возвела этот почти буколический залог в жуткое напоминание о
страсти, за которую, может быть, заплачено драгоценной кровью сердца. Это
была та самая белая лента, что беспечно трепетала возле меня, когда я первый
раз сидел рядом с Серафиной; и вот теперь темная сила сделала ее вещей
приметой смерти. Нет, не следует юноше играть оружием, всей опасности
которого он не разумеет!
Наконец отшумели весенние грозы, лето утвердилось в своих правах, и
если прежде стояли нестерпимые холода, то теперь, в начале июля, стала
донимать нестерпимая жара. Дед заметно окреп и начал, по своему прежнему
обыкновению, выходить гулять в сад, расположенный в предместье. Однажды
тихим теплым вечером сидели мы в благоуханной жасминовой беседке, старик был
необыкновенно весел и притом без саркастической иронии, а необычно кроток,
почти что мягкосердечен.
- Тезка, - заговорил он, - не знаю, что это нынче со мною, мне как-то
особенно хорошо, чего давненько не бывало; меня словно проницает всего
электрической теплотой. Сдается мне: это предвещает близкую кончину.
Я старался отвлечь его от таких мрачных мыслей.
- Оставь, пожалуйста, тезка,- сказал он,- я уже не жилец на этом свете,
а мне еще надлежит исполнить перед тобой одну обязанность! Вспоминаешь ли ты
иногда осень, проведенную нами в Р-зиттене?
Вопрос старика словно молния поразил меня, но, прежде чем я собрался
ответить, он продолжал:
- Небу было угодно, чтобы ты необычным образом появился там и против
всякой воли был впутан в сокровенные тайны этого дома. Теперь пришло время
узнать тебе все. Нередко доводилось нам, тезка, говорить о таких вещах,
которые ты скорее предчувствовал, нежели постигал. Природа символически
представляет круг человеческой жизни в чередовании времен года. Так говорят
все, но я рассуждаю об этом иначе. Весенние туманы застилают, летние
испарения покрывают дымкой, и только в чистом эфире осени явственно виден
далекий ландшафт, пока наконец все земное бытие не скроется во мраке зимы. Я