"Смоленское направление" - читать интересную книгу автора (Борисов Алексей Николаевич)

Глава 21. Правда или вымысел?

Смоленское ополчение возвращалось в город. Во главе ехал Ермоген, за ним Савелий, Лось с хоруговью и Велимир. Сани с трофейным оружием плелись чуть позади, за ними ехало ополчение, возглавляемое Васькой Щукой, в серёдке пять саней с ранеными во главе с Ишаей, в самом конце брели сорок пленных степняков. Оставшихся трофейных лошадок увёл Свиртил, присутствие недавних оккупантов в столице было не желательно. Егорка за три часа до прихода рати примчался в город и известил Евстафия, что одержана полная победа, и ополчение вот-вот войдёт в город. Герасим в это время находился в лавке купца, подмигнул приказчику и тихонечко ушёл к себе на колокольню, обдумывая по-пути просьбу последнего.

– Идут! Идут! – Кричали смоленские мальчишки, высыпая на улицы.

Егорка только успел забежать в терем Савелия, сказать матери, что все живы, да известить Елену, что бы встречала мужа. Ну, ещё возле кузницы Данилы бронника проскользнул, так, на всякий случай. Откуда мальчишки узнали?

Войско шло через весь город в сторону детинца, как раз к церкви Михаила Архангела, где по идее Ермоген должен был провести молебен, не хватало только боя барабанов. Сотни горожан пристраивались к воинству и шли позади, мальчишки иногда кидали снежки в пленных, но кто-то из взрослых цыкнул и баловство прекратилось. В этот момент на колокольни ударили в средние колокола, до вечерней службы было ещё пару часов, но город залил красный трезвон*. Разнообразие ритмичных звуков говорили о каком-то торжественном и радостном событии.

(В Типиконе встречается выражение: «звон в красных» (Типикон, гл. 49) Красными в старину называли средние колокола за их приятный голос. Слово красный имеет в церковно-славянском языке значение «красивый, миловидный, прекрасный.)* примечание автора

Герасим превзошол самого себя, казалось, что колокольная песня рассказывает о любви Русичей к своей Родине, тревожный набат переливался с торжественным гимном. Когда ополчение дошло до церковной площади, языки колоколов замерли. Ермоген поднялся на ступеньки церкви и обратился к народу.

– Благодать Господа нашего Иисуса Христа и милость Его да будут над всеми обитателями сего богоспасаемого града Смоленска! Они шли на поле брани, чтобы победить врага или умереть за други своя. – Ермоген обвёл крестом смоленское ополчение. – Их посылала мать родная – Земля Смоленская; их благословляла Святая Церковь. Шли они с Богом на предлежащий им подвиг бранный. Славно – победить врага; но славно и положить душу свою за веру, за землю родную. Первая слава – по победе – слава на земле; вторая слава – смерть за други своя – слава и на земле, и на небе. На земле почет победителям, как героям-богатырям; им – слава в княжестве; а на небе – слава вечная, среди мучеников и страдальцев, положивших души своя за Христа и за други своя; им слава – среди ликов небесных воинств. Дал Бог нам возвратиться со славою, как победителям!

Люди затихли, наиболее впечатлительный мальчишка вдруг закричал: – Победа! Победа! Слава! Слава! – Горожане воодушевлённо поддержали отрока.

Иерей поклонился ополчению, затем повернулся к двери церкви, перекрестился и склонился в глубоком поклоне. Народ повторил действие за священником.

На колокольне снова начался трезвон, символизируя начало праздника, по случаю победы над врагом.

– Всем идти на Подол, там будет угощение. – Степанида Щука пустила слух между своими подружками.

И тут стал вопрос, куда девать полон? Впервые смоленское ополчение, без участия княжеской дружины захватило столько полонённых врагов. В городской поруб – нельзя, при разделе добычи, то, что попадало к князю, можно было больше не увидеть. Отпускать бывших насильников и изуверов ни у кого не поднималась рука.

– Ведите на Подол, к корабельным сараям, пусть там посидят. – Васька Щука посмотрел на Савелия, тот кивнул головой.

В пустом сарае, где когда-то стояла баржа для перевозки скота, и разместили сорок степняков, затолкав их туда как капусту при засоле. Поставили бочку с водой и подпёрли дверь бревном, чтоб не сбежали.

Евстафий доложился о победе по рации и высказал мысль, что ниплохо бы было отметить праздник: – Только вот – нечем.

– Доставь бочки с вином в Смоленск, дорогу найдёшь? – Спросил у конюха.

– Да Рай баро, я расспросил путь у Якова. – Цыган, стечением обстоятельств, оказавшийся на Русской земле, который старался не показываться никому на глаза, не только раздобыл краску для сапог, но и, оказывается, выяснил дорогу до города.

В сторону Смоленска на максимальной скорости несся возок с прицепом на стальных полозьях. Три лошадки, запряжённые в одни сани, развивали приличную скорость. Возничий в красных сапогах даже не думал нахлестывать четвероногих мохнатых созданий, только изредка покрикивал на странном языке, если скорость движения падала. Четыре бочки с плодово-выгодным* вином, шесть мешков пшёнки и два пуда сахара спешили на праздник. Золотая серьга поблёскивала в покрасневшем ухе цыгана – награда за смекалку.

(сленговое выражение плодово-ягодного вина, алкогольный напиток крепостью 10-18% об., полученный спиртовым брожением из сока свежих или сульфитированных плодов и ягод, сахара, меда с добавлением или без добавления спирта-ректификата.)* примечание автора

Ополчение стало разбредаться по домам, чтобы переодевшись в нарядные одежды поспешить на празднование вместе со своими семьями. Сани с трофеями оставили на церковном подворье, тут никто не украдёт.

Всеволд Мстиславович сидел в светлице, почёсывая бок, когда через открытое окно раздались звуки трезвона.

– Это в честь чего? – Поинтересовался князь у боярина Рысёнка.

Боярин выглянул в окно, посмотрел с высоты хором, ничего интересного не увидел, повернулся к князю и пожал плечами.

– Сейчас пошлю кого-нибудь, пусть разузнают. – Рысёнок вышел за дверь встретил Торопа и попросил удовлетворить любопытство князя.

Спустя полчаса, Тороп докладывал, что вернулась смоленская рать, побившая степняков, с трофеями и полоном.

– Ермоген, весь из себя важный, с белым пузом и большим крестом на плече возглавляет шествие. – Тороп рассказывал увиденное им, незаметно подтирая ногой лужицу, которая натекла от подтаявшего снега с его сапог.

– Да что ж это такое? Кучка горожан лупцует степняков в хвост и гриву, а мы даже и ухом не ведём. Рысёнок! Что происходит в стольном граде? Я уже не говорю про всё княжество. – Всеволод Мстиславович был в бешенстве.

– Происходит то, что горожане прекрасно справляются без защиты княжеской дружины. – Рысёнок сделал единственно верный вывод.

– Это всё этот Рязанец воду мутит, как его, Си…, Свя… – Князь попытался вспомнить имя.

– Савелий. – Подсказал Тороп.

– Именно. Надо избавиться от него. – Всеволод Мстиславович посмотрел сначала на Рысёнка, но не найдя у того поддержки перевёл взгляд на Торопа.

– Меркурьевцы, под предводительством Савелия находятся под защитой церкви. Негоже княже, избавляться от героя, который любим народом. – Боярин Рысёнок попытался защитить Рязанца.

– Да мне плевать с высокой колокольни, кого они любят. Меня они должны любить, и более никого. Ясно? – Проревел князь.

Поздно вечером Рысёнок навестил Савелия в его доме. Сделал это тайно, переодевшись в овчинный тулуп, натянувши заячью шапку на самые глаза, дабы никто не узнал.

– Савелий! К тебе горожанин какой-то, вот просил передать. – Велимир протянул сотнику свёрток. – Впускать, али как?

Рязанец развернул свёрток, при свете свечи заблестело серебро на боевом роге.

– Я сам встречу, посмотри внимательно, не следит ли кто за гостем. – Савелий побежал к воротам, возле которых стоял мужичок, переминаясь с ноги на ногу.

– Здравствуй сотник. – Рысёнок поприветствовал Рязанца и тут же был схвачен за руки и втянут во двор через открытые ворота.

– Здравствуй боярин, рад тебя видеть. Что привело тебя, на ночь глядя? – Савелий провожал гостя к двери, стараясь поскорее попасть в терем.

В светлице горели все свечи, Елена быстро собирала на стол, всё, что осталось после праздничного ужина.

– Вот и думай Савелий, как тебе быть. Вселовод не оставит тебя в покое, просто так посадить тебя в поруб не сможет, а вот убийцу подослать, вполне. Я супротив князя не пойду, роту ему давал, но кто знал, что такое влияние на него Ярослав окажет? – Рысёнок пил подогретое вино, делясь своими мыслями с Рязанцем.

– Предлагаешь бежать из города? Тихо пересидеть? – Возмутился Савелий.

– Двух князей в княжестве быть не может. Надеюсь, ты меня понимаешь?

– Каких двух? В княжестве есть законный князь. – Сотник непонимая боярина уставился на него.

– Брось Савелий, я ещё помню покойного Давыда, пройдёт ещё лет десять, и ты станешь его копией, посмотри на себя, в профиль вы вообще одно лицо. Старики тоже помнят и увидят сходство. Поверь мне. – Рысёнок указал рукой на зеркало, в котором отражался Рязанец, сидевший к стеклу боком.

– Да мало ли людей похожих на Давыда? – Савелий посмотрел на себя в зеркало, висевшее на стене.

– Может и много, да вот только такого, который смог собрать ополчение, которое не уступит княжьей дружине, разбить кочевников и быть столь любимым народом только один. – Боярин залпом допил вино, наколол ножиком кусочек варёной рыбы и стал медленно прожёвывать.

– Дед уехал из Смоленска, чтобы не было соблазна, видимо и мне предстоит сделать то же. – Сотник поднялся из-за стола, намереваясь, иди за новым кувшином с хересом.

За стенкой светлицы сидела Елена, тихо роняя горькие слёзы. Правду говорила Степанида, рассказывая, что муж её не простой человек. Придётся снова собираться в дорогу, а ведь только осели, терем завели, дети скоро появятся.

Днём к крепости у камня приближалась тройка лошадей, запряжённая в сани, за ней следовали четверо всадников.

– Алексий, цыган наш возвращается, да ни один, похоже, Савелий с жёнкой едет. – Прокричал караульный вниз, в сторону площадки, где мы с Пахомом Ильичом и его командой играли в городки. Аналогом, которой в Новгороде была игра в кейли.

Партия в городки состоит из пятнадцати фигур: 'Пушка', 'Звезда', 'Колодец', 'Артиллерия', 'Пулеметное гнездо', 'Часовые', 'Тир', 'Вилка', 'Стрела', 'Коленчатый вал', 'Ракета', 'Рак', 'Серп', 'Самолет', 'Письмо с маркой'. В этой последовательности их необходимо выбить. Состязаются игроки между собой, или командами, как у нас. Возле вышки расчертили две площадки, сажень на сажень; расстояние от места бросков: 'кон' двадцать восемь аршин, 'полу кон' соответственно четырнадцать аршин; длина рюх пядь, диаметр их один вершок; длина биты не более аршина. Выбиваются фигуры с 'кона', но, если из фигуры выбит, хотя бы один городок, остальные выбиваются с 'полукона'. 'Письмо' выбивается только с 'кона'. Городок считается выбитым, если он полностью вышел за линии квадрата или усов. Чурки, выкатившиеся за переднюю линию квадрата или в пределы усов, считаются невыбитыми. 'Марка' в 'письме' считается выбитой, если ни она, ни бита не задели другие городки. Современные названия я заменил словами обозначающих схожие предметы, так например: 'Пушку' на 'Самострел', а 'Пулемётное гнездо' на 'Арбалетчиков в башне', 'Письмо с маркой' на 'Пергамент с печатью'.

Ильич как раз и вышиб 'Печать' из 'Пергамента'. Редкий по меткости бросок принёс Новгородцу одобрительные возгласы. Выбитая рюха практически означала победу, моя команда признала пораженье. Четверо человек, во главе со мной присели на корточки и три раза прокукарекали. Обиды не было, час назад, подобную процедуру совершал купец со своими спортсменами.

Санки оставили у вмёрзшего в лёд причала. Лошадок же цыган завёл в конюшню, где лежало пахнущее клевером сено и обожаемый четвероногими ячмень.

– Такие дела Алексий, Всеволод Мстиславович намекнул своим боярам, что желает от меня избавиться. Кабы не Рысёнок, боюсь даже подумать, что бы было с Еленой, на сносях она. – Савелий прижал правую руку к подбородку и задумался, напоминая известную скульптуру Огюста Родена.

– Если ты говоришь, что боярин Рысёнок опознал в Шоно своего родственника, то вполне возможно, что его пленённый сын Батасухэ, тоже будет похож на своего отца. Представляешь, как кочевник удивится, когда увидит боярина? – Если знать, кто будет убийца, то и действовать можно, по заранее приготовленному плану.

– Ты хочешь, что бы Рысёнок представил Всеволоду убийцу, мотивируя желанием татя отомстить за отца? Коварно. Думаю, Мстиславович клюнет на это, как рассказывал боярин, он обожает подобные штучки. – Сотник улыбнулся, морщины на лбу разгладились.

– Только побег должен быть очень реальным, с подкопом и трупом, пусть побегут двое. Батасухэ и ещё один кочевник. Надо будет со Свиртилом переговорить. – Я хлопнул Рязанца по плечу, мол, не горюй, всё будет хорошо.

В деревню, где размещались литвины, ехать не пришлось, Свиртил с рассветом привёз китайца, которого пленные кочевники чуть не придушили. Есть мнение, что мысли материальны, так вот, Батасухэ, со слов лекаря готовил побег.

– Землю роют, нож у них есть. – Сообщил Пин Янг.

– А ты почему с ними не остался? – Спросил у Пина, протягивая ему чайную коробку с Люань Гуапянем.

– Смоляне знакомы с Гун-Фу ча? – Осторожно переспросил китаец, нюхая содержимое коробки и рассматривая фарфоровые чайные пары.

– Не только знакомы с чайной церемонией, но ещё и кипятим родниковую воду только на открытом огне. – Соврал я.

– Как я могу оставаться с этими варварами, которые даже не моются? – Пин расстегнул воротник кофты, снял её, задрал рубаху и показал мне спину, которая была покрыта множеством багровых рубцов. – Был рабом.

Зрелище было ещё то. Судя по количеству заживших шрамов, китайца пороли не один раз.

– Пин Янг, некоторое время ты поживёшь здесь, ну а потом… сам решишь, где тебе будет лучше, лекари нужны везде. Думаю в Новгороде, у Пахома Ильича найдётся для тебя место. – Сказал китайцу, заливая кипяток в заварник.

– Я не против, мне здесь нравится. – Пин приподнял высокую чашку, накрытую широким блюдцем, поднёс к носу и стал медленно дышать, наслаждаясь ароматом, прикрыв глаза.

Китайца подселили в помещение летней кухни, где обитал хазарин, который на первых порах должен был присматривать за новичком. В помещении стояла печка, так что ночью замёрзнуть было невозможно. Хазарин поворчал немного для вида и потеснился.

Через два дня боярин Рысёнок согласился посетить деревню, где размещался отряд литвинов. Во время визита, как бы невзначай, пленных вывели на прогулку.

– Слушай меня внимательно, родственничек. – Рысёнок стоял напротив оторопевшего Батасухэ, у которого помутилось в голове от сходства боярина с Шоно.

– Но как, же так, отец, ни разу не обмолвился, что род наш отсюда. – Степняк видел физическое сходство, но до конца ещё не был уверен.

– Я понимаю, что ты сомневаешься, поэтому принёс с собой два рога. Один из них принадлежал моему деду, а второй твоему прадеду. Два брата были ближними боярами у Давыда, но после того, как побили половцев на Сальнице, твой прадед разругался с князем и ушёл на восток. Вот так и разделился род, как эти два рога. – Боярин оставил один рог Батасухэ.

– К чему ты мне это рассказал, урусут? – Пленному стало любопытно.

– К тому, что тебя скоро освободят, но не просто так. В обмен на свободу с тебя потребуют жизнь одного человека. Того самого, который в честном поединке одолел твоего отца. – Рысёнок сделал паузу, наблюдая за реакцией родственника.

– Я убью его, даже если мне и не пообещают свободы. – Батасухэ сверкнул глазами, пальцы руки аж хрустнули, сжимая рог.

– Ты и пальцем его не тронешь, но человеку, который тебе это предложит, ответь точно также. Я ещё навещу тебя, жди. – Боярин Рысёнок развернулся и зашагал в сторону, где стояла его лошадь.

Вечером того же дня Тороп выслушал предложение от подвыпившего Рысёнка, как можно избавиться от Савелия, не навредив при этом репутации князя. К концу застольной беседы, был разработан целый план, каким образом вытащить сына умерщвлённого предводителя степняков. И если умудрённый жизненным опытом боярин настаивал на выкупе, то Тороп предлагал авантюру с побегом. Утром Рысёнка вызвали к князю и отправили в Можайск, инспектировать укрепления. Хотя окромя детинца никаких фортификационных сооружений в городке не было, боярин сразу смекнул, откуда подул ветер. Его отсылали подальше, на то время, пока будут делаться тёмные делишки.

Трое всадников, минуя лесную просеку, выехали на открытую местность. Дороги, ведущей к деревушке, которая раньше принадлежала дружку Торопа – Гвидону визуально видно не было. Лишь глубокий след от полозьев говорил, что тут живут люди.

– Стоять! Кто такие? – Всадник с изготовленным к стрельбе луком вынырнул, словно из ниоткуда, смолянин готов был побожиться, что ещё секунду назад, возле пяти берёзок никого не было.

– Я боярин Смоленского князя Тороп, Меркурьевцев ищу. – Наездник в дорогой шубе ответил за всех. Дерзить, находясь под прицелом стрелка, было глупо.

– Через сто шагов на запад, указатель. Езжайте строго по стрелке, спросите Свиртила. – Всадник с луком исчез также внезапно, как и появился. Немудрено было не заметить человека и лошадь, в белых накидках.

Минуты через две смоляне обнаружили чёрно-белый полосатый столб, с прибитой дощечкой в виде стрелы. Заострённый кончик показывал направление параллельно следам оставленных полозьями санок.

– Бред какой-то. – Проворчал Тороп.

– Удобно-то как. – Подумали сопровождающие, направляя лошадок строго по указателю.

Вскоре показался острог, с красным флажком на большой избе. Частокол был невысок, однако с наскока, такое препятствие не преодолеть. По обе стороны от крепостицы стояли одноэтажные домишки смердов, из выходных отверстий крыш которых струился дымок.

– Свиртил, тут боярин к тебе из Смоленска. Но не тот, что в прошлый раз с Савелием приезжал. – Славка, самый младший литвин из поредевшей после боя в Долгомостье сотни, ходил с перевязанным запястьем. Стрела, ранившая воина, была вымазана какой-то гадостью, и если б не чудесный порошок и мази из крепости, то остался бы литвин инвалидом.

– Зови, посмотрим, та ли рыбка попала в сети. – Свиртил привстал с лавки, подошёл к сундуку, достал нарядную меховую безрукавку, накинул на себя и стал дожидаться гостя.

Тороп зашёл в избу и был немного удивлён, пол вымощен окрашенными досками, на второй этаж вела лестница с перилами. В светлице, где его ждали, огромные застеклённые окна, на стенах немного потёртые ковры восточной работы и самое главное, очень тепло. Свои хоромы в Смоленске показались боярину жалкой лачугой.

– Кхе…, мне бы с воеводой переговорить. – Тороп обратился к Свиртилу, как к единственно присутствуещему.

– Я за него. – Литвин пригласил гостя присесть за стол.

– Прослышали мы, что в полоне у тебя, томится сын предводителя степняков. – Начал разговор боярин.

– Батасухэ что ли? Есть такой, в порубе сейчас сидит. Выкупить хочешь? – Свиртил не стал ходить вокруг да около, а сразу перешёл к делу.

– Да почто этот бес мне нужен? Не хватало ещё нехристей из полона выкупать. А вот поглазеть на него, уж очень любопытно. – Смолянин оглянулся по сторонам, обозрел икону в красном углу и перекрестился.

– Ну, раз не нужен, то и говорить не о чем. Хотя, впрочем, посмотреть ты на него сможешь. Славка! Проводи гостя до поруба, покажешь полонянина. И смотри, что б никаких разговоров с ним. – Свиртил с недоверием посмотрел на боярина. – Семьдесят гривен серебра за него, если вдруг надумаешь.

В крохотном срубе на соломе сидело четверо кочевников, кадка с нечистотами да бочонок с ковшиком для питья. Узкое окошко в потолке, по которому можно узнавать день на дворе или ночь, вот и вся обстановка. Тороп по более-менее приличной одежде опознал нужного ему степняка и как бы невзначай протянул Славке кусочек серебра, по весу, не более двух резан.

– Мне б переговорить с глазу на глаз. – Прошептал боярин.

– Нельзя, сотник чуть руку не отрубил, когда в прошлый раз приезжали, полон смотреть. – Славка показал перевязанное запястье.

– Каков гадёнышь. – Подумал про себя Тороп и протянул ещё один серебряный кусочек побольше.

Молоденький литвин взял хабар и вышел за дверь, еле сдерживаясь от смеха. По сценарию, он должен был согласиться оставить боярина в порубе всего за три резаны, а тут, целая куна.

– Хочешь отомстить Савелию? – Боярин на ухо шептал пленному.

– Никакой Савелый не знать. – Батасухэ прикинулся простачком, не понимающим, о чём идёт речь.

– Знаешь, знаешь. Это тот, кто твоему родителю секир-башка сделал.

– Где он? – Степняк резко вскочил и схватил боярина за грудки.

– Тише, чёрт не русский, будет тебе твой кровник. Завтра в ночь, у частокола, что ближе к реке, тебя будут ждать два моих верных человечка. – Тороп распахнул шубу и достал широкий тесак. – Не забудь, завтра в ночь.

Смоляне уезжали из деревеньки, ища место, где можно надёжно припрятать лошадок для бегства. Ближайшая роща находилась в четверть версты от острога.

– Ройте землю. Каждый из вас получит шубу из соболя. – Батасухэ протянул низкорослому барабанщику нож.

Кочевник отодвинул в сторону половичок, сплетённый из соломы, и вонзил лезвие в промёрзшую землю. Через четверть часа его сменил другой степняк. К условленному сроку лаз был прорыт, чтобы пролезть по нему, необходимо было снять всю верхнюю одежду, но всё равно, проход был слишком узок.

– Норжон, ты полезешь первым, я за тобой, потом ты, Уен замыкающий. – Батасухэ снял тулуп и остался в одной рубахе. Из узкого окошка мерцали звёзды, ночное небо его будущей Родины, обратно в степь он не поедет.

Снег провалился внутрь лаза, Норжон высунул голову и застрял. Все попытки прокрутиться не приводили к успеху. Наблюдая за этим безобразием, Свиртил даже захотел помочь степняку, но это уже было бы перебором. Наконец-то кто-то сообразительный подтолкнул Норжона, и тот продвинулся на десяток сантиметров, затем ещё чуть-чуть. Батасухэ выползал из поруба точно таким же способом. Как только он выбрался, Норжон присел у частокола, давая возможность командиру вскарабкаться на него и перемахнуть через забор.

– Стреляй. – Тихо сказал Свиртил, как только Батасухэ оказался по ту сторону ограждения.

Стрела прошила шею кочевника, пришпилив того к брёвнам частокола словно жука. Оставшиеся степняки даже не смогли выбраться, голова одного из них торчала из снега, когда Уена тащили назад за ноги караульные литвины.

– Тревога! – Проорал Славка после знака поданного Свиртилом.

Несколько стрел вонзились рядом с людьми Торопа, те занервничали и были готовы дать дёру, но тут перед ними показался Батасухэ. Над частоколом вспыхнули факелы, освещая бывшего узника бегущего к своим 'спасителям'.

– Быстрее, прыгай на лошадь! – Успел прокричать один из них и сам свалился под копыта своего коня. Стрела с затупленным наконечником ударила точно в шлем. Убить не убила, но оглушило воина весьма знатно.

Тороп услышал крики со стороны острога. Неужели его хитроумный план рухнул? Пора спасать свою шкуру, не дай Бог меркурьевцы начнут прочёсывать местность и тогда уже самому не избежать вонючего поруба. Боярин собирался уже разворачивать коня, как на него вылетели двое всадников.

– А где Андрейка? – Только и смог вымолвить Тороп.

– Там остался. Обстреляли нас. Поспешай боярин. – Трое всадников рванули в сторону просеки, подальше от острога, где уже раскрывались ворота для преследователей.

Погони, как таковой не было, скорее всего, если бы смоляне заплутале в ночном лесу, то им бы даже помогли. Но лошадки убегающих запомнили дорогу, и неслись в сторону родного стойла, со скоростью, которая позволяла развить заснеженная тропинка. Желая поскорее избавиться от надоедливых наездников, которые почему-то предпочитают ночные прогулки – дневным.

Витовт проследил беглецов вплоть до одиноко стоящего сруба, в котором останавливались охотники, промышляющие в окрестных лесах. На рассвете, троица покинула место отдыха и отправилась прямиком в Смоленск, где на подворье боярина Торопа их ожидала натопленная баня.

Андрейка очнулся, когда ему уже вязали ноги, пробовал было дёрнуться, да куда там. Тело накрепко было привязано к толстой жердине.

– Жить хочешь? – Спросил лежащего на снегу Тороповского холопа воин. – Тогда не брыкайся.

Смолянина отнесли в дом, где и оставили связанным до утра. С первыми петухами Андрейку разбудили, дали испить горячего сбитня, отвязали от жерди, и повели на допрос.

– Времени у нас мало. Твой боярин Тороп выкрал важного полонянина. – Свиртил прохаживался возле Андрейки, пока тот сидя на лавке, растирал затёкшие конечности.

– Я холоп. Что скажут, то и делаю. – Оправдывал своё участие в побеге пленный.

– При других бы обстоятельствах, Торопа можно было бы понять, но он задумал с помощью бежавшего степняка расправиться с Савелием. Знаешь такого? – Глядя в глаза Андрейки, спросил литвин.

– Кто ж Савелия не знает. – Улыбнулся Андрей. – Град в голод накормил, от набега оборонил.

Андрейка сопоставил своего боярина и Савелия. Выходило, что в то время, когда пришлый человек старался для жителей города, Тороп прохлаждался у себя на заимке, попивая медовуху и тиская девок.

– Согласишься помочь – будишь жить. Нет – нырнёшь в реку, под лёд. – Свиртил присел рядом с холопом на лавку.

– Предавать своего боярина не буду, топите. – Собравшись с силами, выпалил Андрейка.

– Никого предавать и не придётся. – В допросную вошёл Савелий.

– Здрав будь сотник. – Свиртил поприветствовал кивком головы своего командира.

Андрейка обомлел, тот самый герой, о котором так много говорили Смоляне, стоял и разговаривал с ним.

– Надо будет сообщить точное время, когда Тороп пошлёт убийцу. Согласен? – Савелий положил на стол перед Андреем ладанку.

– А кому сказать-то? – Чуть слышным голосом прошептал пленный.

– Вот ей. – Рязанец достал из внутреннего кармана кителя фотографию Степаниды. Ключница Елены была одета в полушубок, на голове изумрудный платок, а у ног стояла плетёная корзина, по видимому с пирожками. – Найти её сможешь в моём тереме, рядом с детинцем.

– Как живая. – Подумал Андрейка, уткнувшись носом в фотографию.

Тороповского холопа вновь одели, привязали за ноги к лошади и прокатили по заснеженному льду шагов триста, после чего слегка потрёпанного усадили на его коня, сопроводив почти до самого Смоленска. Версия чудесного спасения была следующая: – Лошадка Андрейки поскакала вслед за удирающими по реке. После того как всадники шмыгнули в сторону леса, умное животное остановилось. Когда потерявший сознание от удара смолянин с застрявшей ногой в стремени пришёл в себя, то вокруг уже никого не было. А так как бросать в беде боевых товарищей нехорошо, то Андрейка отправился в Смоленск высказать недовольствие по этому поводу. Шлем с вмятиной от стрелы и потрёпанный тулуп говорили в пользу этой версии.

Группа программистов, плотно сотрудничавшая с Ялтинскими киношниками, работала над странным заказом. Просьбу смонтировать пятиминутный ролик, напоминающий по сюжету 'Всадника без головы' расценили как манну небесную. Кино на Украине практически не снимали, только то, что касалась национальных проектов, про голодомор и доблестных бандеровцев, сменивших нацисткую форму на отутюженные костюмчики.

– Вася, как думаешь, очередной блокбастер будет? – Дмитрий затушил сигарету в пепельнице, просматривая готовый сюжет.

– Знаешь Дим, декорации уж больно настоящие. Посмотри на деревянную стену, видишь, из каких брёвен она сделана? – Василий нажал на паузу и показал пальцем на монитор.

– Из толстых. – Дмитрий Иванович развернулся в кресле к экрану помощника.

– Это настоящий морёный дуб, подобного сейчас и не делают, в таких объёмах, по крайней мере. Я позвонил приятелю на Мосфильм, так вот, никаких проектов связанных со средневековьем на данный момент нет. – Вася прокрутил запись немного вперёд, потом назад.

– Если это прихоть помешанного на старине миллионера, то флаг ему в руки. Хоть зарплату вовремя выплатят. – Дмитрий уставился на сюжет, где женщина, воровато озираясь по сторонам, отошла в сторону от утоптпной дорожки в снегу и справила малую нужду.

– Я тоже заметил, что они не носят нижнего белья, странно, не правда ли? – Теперь Вася мониторил Димин экран.

Через несколько дней мы с Савелием и Пахомом Ильичом устанавливали дымовую завесу, которая должна была исполнять роль экрана. Проектор, установленный на санках, должен был посылать изображение на стену дыма, создавалось впечатление объёмного кино. В тёмное время суток эффект от увиденного был впечатляющим, Савелий был как живой.

– Вот бы домашним моим посмотреть. – Замечтал Пахом Ильич.

– Ильич, а предложение посетить Новгород ещё в силе? – Спросил у купца.

– А как же, Лексей. Как лёд сойдёт, так и отправимся. Савелий, айда с нами. – Новгородец воспрял духом, показать домашним своих друзей была тайная мечта Пахома.

– Мне ещё здесь, кое с кем разобраться надо. А там видно будет. – Савелий пошёл в сторону крепостной стены, где в доме его ждала Елена.

С тех пор прошла неделя. Горожане жили своей жизнью, испытывая радость и горе, в общем, как везде, когда в погожий день в ворота боярина Торопа постучал Велимир.

– Сотник Савелий приглашает вашего боярина на охоту. – Воин сидел на коне, и заезжать во двор не собирался.

– Ты это, обожди. Я сейчас боярину доложу. – Проговорил Андрейка.

Тороп выслушал своего холопа и дал согласие, отправив Андрея с посыльным, выяснить все нюансы предстоящей охоты.

– Как узнаешь, где будет охота, сразу дуй сюда. Дело у меня для тебя есть. – Боярин аж руки потёр от радости. Несчастный случай на ловитах, что можно придумать лучше?

Мероприятие, назначенное на среду, должно было происходить в лесу, который принадлежал церкви Михаила Архангела, на что дал разрешение Ермоген, пока ещё не Епископ, но уже исполняющий его обязанности.

– Волков развелось – жуть. – Примерно так высказался иерей на своей проповеди.

Приглашение на участие в охоте на серых пушистых разбойников получили все бояре, находившиеся в Смоленске. Князь на подобное даже не обратил внимание. Его мучали несколько другие проблемы, связанные с пищеварением.

Рано утром, наиболее активная часть горожан, а именно бывшее ополчение с Подола, выдвинулась к лесу, окружая периметр загона, потрясая трещётками и иногда стуча в бубен. Слева или справа от лесочка раздавались звуки рога, сообщая загонщикам, с какой стороны нужно ускорить шаг. Волков гнали в торону поляны, по фронту которой в ста шагах друг от друга расположились бояре со своими стрелками, тешась надеждой подстрелить более мясистую живность.

Андрейка прибежал в терем сотника засветло. Отыскал Степаниду и рассказал про план покушения. Так же поведал и о роли, которая предназначалась ему. Ключница проводила холопа к Савелию, после чего Андрей с саблей Шоно убежал обратно.

– После того, как ты срубишь голову Рязанцу, я должен тебя подстрелить из лука и оставить волкам на поживу. – Батасухэ внимательно слушал смолянина, поглаживая саблю отца.

– Что ещё просили передать?

– Как только Савелия повезут на санках, ты должен спешить к Свиртилу, там тебя укроют. И ещё, сотник предложил тебе на выбор: – либо Новгород, либо в крепости у камня.

– Новгород. – Сухо ответил Батасухэ. – Здесь мне жизни не будет.

Через два года, вконец обрусевший Батасухэ будет возглавлять отряд лёгкой конницы, помогая сыну Ярослава громить на льду немецких псов-рыцарей, отдавая долги своей Родине.

Лай пёсиков приблежался, уже отчётливо было слышно рычание доминирующей самки волчьей стаи. Рязанец слез с лошади, сейчас должно произойти то, к чему его друзья готовились несколько недель.

– Хрум, хрум. – Послышался хруст снега за спиной.

Сотник развернулся на звук, одновременно вытаскивая свой меч. Батасухэ стоял в трёх шагах с обнажённой саблей.

– Не знаю, будет ли прощенье моему роду, за то, что я и мой отец пришли на свою Родину, подобно стае волков в попытке оторвать кусок пожирнее. Рысёнок предложил отправиться в монастырь, замаливать сей грех, возможно, так и надо поступить. Но не сейчас, пока я воин, буду выпрашивать прощенье у своей земли с мечом в руке. Прощай Савелий. Спасибо за отцовскую саблю. – Батасухе приподнял клинок к уровню глаз, затем вздёрнул руку к небу и прокричал боевой клич: – Урргах!

Рязанец отсалютовал своим мечом, вложил его в ножны, снял перевязь и бросил оружие в снег. Из кустов тут же выкатились сани, которыми управлял Ратибор. Два трупа были завёрнуты в свежие коровьи шкуры. Норжон, со стрелой в шее был переодет в одежду Батасухэ. Второй труп принадлежал скончавшемуся от ран литвину, героически прикрвшего своим телом Ермогена, во время битвы у Долгомостья, заранее облачённый в одежды Савелия. Голова у него уже была отсечена. Оставив лошадок трое воинов сели на сани и укатили в сторону леса, где их уже поджидал Васька Щука.

Стая волков выскочила на западную часть опушки. Самка остановилась, за ней замерла вся стая. В ноздри ударил сладковатый запах свежей крови и мяса, погоня приближалась, но волки не ели уже несколько дней, а тут, совсем рядом, и так много. Два тела обмазанные жиром были растерзаны в клочья. Опознать их можно было лишь по отдельным фрагментам одежды, да по оружию, которое валялось рядом. Как только работа волков была выполнена, короткие арбалетные стрелы вонзились в бока серых чудовищ.

Андрейка, находившийся рядом, натянул лук. Самка волков, видя, как погибает её стая, чудом увернулась от коротких деревяшек, несущих железную смерть на конце. Впереди стоял заклятый враг её стаи – человек.

– Один на один. – Возможно, прорычала волчица и бросилась вперёд.

Стрела пробило грудь, но жизненных сил ещё хватило на один укус. Лук хрустнул под мощными зубами, не выдержал и развалился. Когти правой лапы волчицы успели прочертить кровавые бороздки на лице лучника. Это последнее, что успела сделать волчица в своей жизни, прижимаясь всем своим телом к падающему на снег Андрейки.

Тороп нахлёстывал лошадку, стремясь поскорее приблизиться к тому месту, где должно было лежать тело Савелия. Куча побитых волков, залитый кровью снег и два изуродованных тела – всё, что можно было обозреть на полянке. Егорка, командывавший горожанами, учавствующих в загоне протрубил в рог, возвестив о несчастном случае. Бояре стали съезжаться на звук, некоторых от увиденного – вытошнило, и тут раздался стон. Андрейка выбирался из кустов, таща за собой убитую волчицу. Лицо залито кровью, шапка потеряна.

– Что тут призошло? – Заверещал Тороп.

– Тать вон тот, назвал себя Батасухэ, сыном Шоно, которого Меркурьевец убил у ворот. Так вот, сказал и выхватил меч, а тут как раз волки напали. – Андрейка бросил волчицу на снег и вытер кровь с лица.

– Дальше, дальше что было? – Заволновались бояре.

– В общем, он ему голову снёс, а я его из лука в шею, а потом волки, вот. – Холоп продемонстрировал огрызок своего лука.

– Ммда… поохотились. – Высказался за всех один из бояр.

Растерзанные куски погрузили на санки и повезли в город. Горожане, встречая скорбный поезд, узнавая о случившимся плакали. Вскоре возле церуи собралось несколько тысяч людей. Ермоген вышел на площадь и склонился над санками. К нему подбежал Герасим, упал на колени, показал рукой на труп в одежде Савелия.

– Поплачь сын мой, поплачь. Не уберегли мы защитника нашего. – Ермоген погладил рукой звоноря по голове и перекрестил.

– Как же так, отче? – Взвыл Герасим.

– Да вот так…. – Иерей остолбенел. Немой заговорил.

– Чудо! Наш епископ сотворил чудо! – Заорал во весь голос Егорка.

– Слава Иисусу! Слава епископу Ермогену! – Закричали с разных концов толпы.

Хиротония возведения в сан епископа Ермогена осуществилась де-факто. Уверовши в силу исцеления епископа, к нему хлынули люди. Если бы не сани, то, наверное, задавили бы. Священник стал крестить людей, к некоторым прикладывал руку, давал поцеловать крест. Многие потом утверждали, что излечились от недугов, дедок с рогулькой стал вдуг свободно ходить на двух ногах, некоторые женщины сумели забеременеть, а один из мужичков вдруг потрогал низ живота и заулыбался. Вечером следующего дня к Ермогену подошёл пономарь Печорского монастыря.

– Видение во сне мне было. Сегодня в ночь, у Молоховских ворот, явится нам наш Меркурьевец. – Пономарь склонил голову, ожидая, что скажет епископ.

– Будь рядом, собери всех, мне надо возблагодарить Господа. – Священник подошёл к иконе, опустился на колени и стал молиться, отбивая поклоны.

Плотный туман стоял за стеной, такое состояние погоды, вообще несовместимо с морозом, но зрители, ни сколько не сомневались в Божественном участии.

– Смотрите! Смотрите! – Вдруг закричал караульный на башне.

На фоне тумана показался всадник, держащий голову на ладони левой руки, от которой шло сферическое свечение.

– Это он, из видения. – Прошептал пономарь Георгий.

Дым стало уносить поднявшимся ветром, но изображение от выключенного проектора никуда не делось. Я протёр глаза, не может быть. Всадник оставался на месте.

– Галлюцинация. – Пронеслось в моей голове.

Зажмурившись на несколько секунд, с опаской приоткрыл глаза. Изображение исчезло. Шло двадцать четвёртое ноября.

Тело для похорон облачили в стальные доспехи. Смоляне шли проститься с воином Меркурием, который навеки останется в памяти поколений, как человек, сумевший сплотить смолян и поставить железный щит на пути непобедимых завоевателей.