"Смоленское направление" - читать интересную книгу автора (Борисов Алексей Николаевич)

Глава 17. Освобождение Смоленска.

Эрдвил послал гонца в сторону крепости, куда почти седмицу назад ушёл Швентарагис. Вышли все возможные сроки ожидания, пусть два дня переход туда и обратно, день на отдых после боя, а остальное время?

– Они там, что, грибы собирают? – Орал князь на своего гонца.

Гонец, а теперь уже и лазутчик, на лодке рыбака, дошёл до крепости, где обозрел совершенную идиллию, при которой разутые мужики, сидя в одних портах на досках причала удили рыбу. Никаких следов боя, а самое главное, четверо дружинников князя, сидят у стены, в странных одёжках, похожих на халат самаркандцев и считают ворон. Про грибы гонец не рассказывал, но перечить князю не стал.

Сбывались самые худшие мысли Эрдвила. Швентарагис овладев казной, сумел как-то договориться с дружиной и теперь сидит в замке, наплевав на своего господина.

– Кому же можно доверять? – На всю горницу высказался князь. Гонец стоял молча, давать советы – себе дороже.

– Отправляйся обратно, передай этому ублюдку Швентарагису, что если к завтрашнему вечеру, его здесь не будет с казной, то я сам, приду за ним и утоплю своими же руками! – Эрдвил был на грани бешенства. Гонец вылетел из светлицы, чуть не споткнулся и побежал к реке, в надежде отыскать приветливого рыбака, который даже угостил печеной рыбой.

Рыбак сидел у своей лодки, неспешно перебирая сеть, больше для вида, нежели с целью заштопать порванные ячейки. Торопиться некуда, жена и семья брата накормлена и ни в чём не испытывает недостатка. Дети пристроены, то, что Бог не дал сына, так это поправимо. Про запас отложена целая гривна серебра, скоро корову можно будет купить, не на одной же рыбе жить. Судьба улыбнулась простому рыбаку, когда он встретил новгородского купца, Пахома Ильича. А тот свёл его с новым знакомым, Лексеем, вот тут, счастье и попёрло. Подумаешь, что теперь ему больше приходится работать речным извозчиком, чем ловить рыбу – главное результат. За эти рейсы, которые рыбак будет совершать в эти два дня, Лексей пообещал новую лодку. Он даже видел её, одному на ней трудновато придётся, но вдвоём с братом, в самый раз.

– Яков, как хорошо, что ты ещё здесь. Надо обратно, к той крепости, откуда сегодня приплыли. – Гонец говорил, через слово вдыхая воздух, расстояние от детинца до реки приличное, попробуй пробеги, если привык ездить на лошади.

– Так вечереет уже, неужто в ночь пойдём? – Рыбак изобразил недоумение на лице, даже руками развёл, показывая дырявую сеть.

– Ты что, хочешь, чтобы тебя князь приказал утопить вместе с твоей лодкой? Живо собирайся. – Последние два слова были сказаны мягко, пока они плавали к крепости, за это время успели немного сдружиться. Рыбак бы с удовольствием спихнул литвина по пути в реку, но Лексей просил беречь наблюдателя.

Демонстративное появление пленных литвинов в госпитальных халатах со шлёпанцами, было не случайно. На следующую ночь, после тризны, большая часть раненых попыталась бежать. По доброте душевной, после оказания им медицинской помощи, поставил палатку, дабы те, не испытывали неудобств. Вот и поплатился, ночью, перегрызя верёвки, те, кто мог кое-как ходить, дали драпу. Не учли они одного, что с вышки в прибор ночного видения всё прекрасно видно. Двое, из бежавших, так и повисли прибитыми арбалетными болтами на воротах, до самого утра. Отличился Кирьян с Семёном, дежурившие у конюшни. Вообще, команда Пахома Ильича стала напоминать небольшую дружину, какого-нибудь мелкого князька, по оснащённости переплёвывая любую баронскую западных стран того времени. После этого случая в голове возник план, как можно использовать пленных. Потеря большого отряда не могла пройти незамеченной, литвины наверняка будут искать своих. А если ещё в деле замешаны большие деньги, то лояльность пропавшего отряда будет явно под вопросом. Вот и стали прогуливаться раненые в странной одежде, чтобы быть более заметными тому, кто с реки будет наблюдать за крепостью. А для контроля этого процесса был приглашён рыбак, курсирующий на постоянной основе между городом и нами.

Живинбуд дремал всю дорогу, на лодке укачивало, ему хотелось поскорее попасть домой, не в проклятый детинец, где сидел князь, а в свою родную деревню. Откуда по глупости попал сначала в воинский обоз, а затем, ловко наколов на косу, какого-то немца был примечен княжьем дружинником и стал служить на посылках.

– Просыпайся, Живинбуд, крепость под носом. – Яков будил своего пассажира, брызгая на того водой.

– А, что? Уже? Ох, только глаза прикрыл, да когда ж это всё кончится. – Литвин нехотя вылез из лодки, растирая затёкшую руку.

Дойдя до ворот, аккуратно постучал, как ни странно – открыли. В воротах стоял бородатый здоровяк, широченный в плечах и почему-то в сапогах. Сапоги стоили дорого, одевали их только по праздникам, так вроде день сегодня обычный. Литвин оглянулся по сторонам, снял шапку и попросил проводить к Швентарагису.

– От князя я, гонец. – Произнёс сиплым голосом Живинбуд.

– От Лександра что ли? Занесло тебя, однако. – Здоровяк посмотрел на гонца сверху вниз, покачал головой и повёл к большому терему.

Литвин недоумевал, какой такой Лександр, неужели за ночь князь сменил имя? А может, уже новый князь, что делать то?

– Я тута обожду. – Литвин показал на лавочку у колодца.

Было раннее утро, многие ещё спали, людей во дворе не было. От колодца к двери терема вела аккуратная дорожка, уложенная ровным камнем, Живинбуд аж пальцем потрогал, настолько было интересно. Вскоре из терема вышел Здоровяк, который встречал литвина.

– Поди, не жрамши совсем? – Спросил у гонца.

Живинбуд охотно закивал головой, последний раз есть приходилось только вчера, да и то один раз. Бородатый сходил в соседнюю избу с кирпичной трубой, пошукал там что-то и вернулся с крынкой кваса, тремя яйцами и большим куском пирога.

– Ты это, не сори тута, крошки за собой приберёшь. Понял? – Здоровяк передал еду, кусок белого полотна, и стал ждать, пока гость поест.

Живинбуд постучал по яйцу ногтем, разбил скорлупу и попытался выпить содержимое, не тут-то было, – яйца были варёные. Недолго думая, литвин слопал яйца целиком со скорлупой. Как только последние капли кваса были выпиты из двери терема вышел воин в богатой одежде. На руке, придерживающий меч, перстень с красным камнем, во второй толстая золотая цепь, вращающаяся на указательном пальце. Цепочка раскручивалась и наконец, соскользнула с пальца, совершив короткий полёт, упала в колодец.

– Ну что там? – Савелий не выказал ни чуточку сожаления, что дорогая вещица ухнула в колодец, возможно навсегда.

– Князь просил передать Швентарагису, что ждёт его сегодня вечером у себя, вместе с казной. Иначе, грозился утопить. – На одном дыхании произнёс Живинбуд.

– Ха, ха, ха…, передай своему, этому, который тебя послал, что у Швентарагиса теперь другой князь. – Сотник так рассмеялся над своей шуткой, что вызвал улыбку у всех, кто его слышал.

Литвин поклонился, поставил на лавку пустую крынку, сложил льняную салфетку и поспешил к лодке, скорее, от этого странного места, где разбрасываются золотом, смеются при этом, и если б не часовня с золотой крышей, то вообще не понятно, как назвать эту крепость.

Яков в это время рассматривал свою будущую лодку, прикидывая, сколько рыбы влезет в трюм, и как будут завидовать соседские рыбаки, а его жена – гордиться им.

– Яков, ради всех святых, отвези меня обратно. – Живинбуд бежал по причалу, и на секунду остановился. А вот и ладьи, на которых отправлялся отряд.

К вечеру, в Смоленске исчезли почти все лодки, остались только три, никуда не годные ладьи, способные совершить плаванье только в один конец. На месте высадки Швентарагиса, возле поляны кипела работа, шестеро мужчин, с пилами и топорами делали замысловатую деревянную конструкцию из дуба, названную впоследствии 'ёж'. Ладья Пахома Ильича, зацепив канатом одно из готовых сооружений, тянула её в реку, делая фарватер непроходимым для тяжелогруженых судов. Якорь, сделанный из двух мешков с цементом, вперемежку с камнями надёжно опускал 'ежа' на дно мелководной реки. Глубина всего четыре метра, рыбацкая лодка пройдёт, а ладья уже нет.

Иннокентий присутствовал в шатре Ярослава, показывая на пергаментной карте Смоленского княжества место, где стоит маленькая крепость. Со слов Ермогена, в ней сидели друзья, а отнюдь не враги, как раньше думал священник. На память Иннокентий не жаловался, и слова Настоятеля запомнил хорошо.

– Единственная наша надежда, этот Алексий из Никеи. Не зря Герман прислал его сюда. – Настоятель разрешил использовать тайного 'союзника', если совсем будет плохо.

Теперь как раз и возникла необходимость, использовать последний козырь. Армия Ярослава могла осадить Смоленск, сил было достаточно, но долгую осаду, держать возможности не было.

– Мы выйдем к этой крепости и станем в трёх верстах от неё. Отсюда до Смоленска рукой подать. – Принял решение Ярослав.

– Да великий князь, здесь как раз проходит просека, ведущая к городу. – Иннокентий ногтём показал на пергаменте возможное расположение дороги.

На пятый день ускоренного марша, конница Ярослава вышла к конечной точки маршрута. Разъезд захватил дезертиров боярина Гвидона, которые поведали о бое, у стен крепости. Сомнений в лояльности гарнизона Алексия больше не было.

Эрдвил сам возглавил карательную экспедицию. Боярин Клоп, неплохо знавший местность вокруг города, указал самый оптимальный маршрут, по которому можно было выйти к мятежному Швентарагису. В том, что бывший комендант стал предателем, сомнений у князя не было. Особенно поразил его рассказ гонца, о золотой цепочке, которую, выражаясь современным языком, спустили в водопровод.

– Это ж сколько добра там лежит? – Спросил в разговоре с гонцом князь.

– Сколько там серебра, то мне не ведомо, а вот, крыша на церкви там золотая, и даже сторож у ворот в сапогах ходит. – Докладывал Живинбуд.

– При чём тут сапоги? – Удивлённо спросил князь, опустил взгляд на свою обувь и спрятал ноги обутые в коровьи карбатины под лавку. Тема сразу была закрыта.

Полторы тысячи наёмников оставались гарнизоном в Смоленске, сто пятьдесят дружинников отправлялись тремя ладьями вместе с князем, пятьсот пехотинцев шли своим ходом по обходной дороге, с ними шло пятьдесят человек кавалерии. Более глупого распыления сил придумать было невозможно. Тут главную роль играло серебро, Эрдвил надеялся, что Швентарагис образумится, и сдастся на милость князя. Тогда казну с остатками верной дружины можно безопасно вывести в Смоленск. И чем скорее это сделать, тем лучше. В городе уже свирепствовал голод, горожане просто убегали, бросая нажитое имущество. Непродуманная логистика набега давала результаты.

Руки Якова ныли от постоянной работы за вёслами. Рыбацкая лодка под командованием Живинбуда шла впереди каравана. Три большие грузовые баржи, перевозившие раньше скот, следовали в кильватере рыбака. Ими управляли наёмники балтийцы, имевшие кое-какие навыки в морском деле. Наконец-то подул долгожданный ветер, небо стало затягивать тучами, до дождика было далеко, но видимость снизилась.

– Живинбуд, ставим парус, в такую погоду нельзя полагаться на вёсла. – Предложил Яков.

Литвину до чёртиков надоело плестись по реке, тем более, что на ладьях балтийцы уже стали суетиться, пытаясь воплотить в жизнь предложение рыбака. До места масштабной катастрофы оставалось не более версты.

Савелий исполнял обязанности командира крепости, пока мы с Пахомом Ильичом ставили 'ежи'.

– Савелий, ладья со стягом, справа по реке. Идёт к нам. – Велимир наблюдал в бинокль, как ладья Ярослава приближается к крепости.

Князь Владимиро-Суздальской земли с тридцатью телохранителями изволил навестить крепость. Земля, на которой стояло фортификационное сооружение, принадлежала его ставленнику, де-юре, фактически, княжеством управлял уже сам Ярослав. Литвины просто опередили князя на две недели, скорее всего, чьё-то упущение и чей-то успех в разведке. Слишком много совпадений было со смертью старого князя Смоленска.

Князя встречали на пристани, хлеба с солью не было, Елена в окружении девочек ждала у двери в доме, держа хрустальную вазу, наполненную вином. Иннокентий по дороге рассказал Ярославу все сплетни, которые касались обитателей крепости, не упомянув только одного: – схожесть Савелия с древними князьями Смоленска. Плох тот игрок, который раскрывает все свои карты, а церковь, никогда не играла плохо.

Осушив вазу с вином, слащаво посмотрев на Елену, князь зашёл в терем. Задерживаться здесь не имело смысла, так, слегка удовлетворить любопытство. Но задержаться пришлось, выслушав план операции по поимке литвинского князя, Ярослав чуть ли не расцеловал Савелия.

– Немедленно отправляемся на поляну, хочу всё видеть сам своими глазами. – Князь встал из-за стола, сделал знак одному из своих воинов, и тот побежал на ладью.

– Великий князь, у нас всего четыре лошади, и лесом на них не пройти. Плыть до места засады на ладье нельзя, выдадим себя. – Савелий встал перед Ярославом, не давая тому выйти.

– Сотник, не много ли на себя берёшь? – Князь не терпел, когда ему перечили.

– Пару дней назад, мы уничтожили отряд литвинов, их было полторы сотни, у нас, погиб всего один. – Рязянец не любил Ярослава, он вообще не любил князей, которые не пришли на помощь его городу, когда того требовал долг Русской крови.

– Вот как, тогда пойдём своими ногами, а ежели боишься, то дай проводника, пусть дойдёт с нами до места. – Ярослав прошёл мимо сотника, слегка оттолкнув его плечом. Безусловно, это был вызов, но сразиться с князем, сотнику никто бы не позволил.

– Никто не проведёт вас, без моего ведома. – Савелий говорил в спину уходящего князя, и если б не вмешательство Иннокентия, то история Руси могла бы пойти совсем по иному маршруту.

– С ума спятили Православные? Враг под носом, а вы спор пустяшный устроили. Гордыню свою усмирить не можете. – Священник буквально бросился между князем и Савелием.

Мы с Пелгуем вновь разместились на месте нашей бывшей лежки. Задача стояла одна – спасти Якова. По плану, лодка рыбака пройдёт препятствие и чуть-чуть проскользнёт мимо поляны, идущие следом ладьи, напорются на 'ежи' и, возможно затонут. В этом случае рыбака просто убьют, как проводника выведшего отряд на засаду. Яков же должен плыть далее, до самой крепости, не останавливаясь.

Начал накрапывать дождик, небо полностью затянуло тучами, навес защищал от дождя, но всё чаще, редкие капли проникали сквозь сетку, доставляя неудобства. Наконец-то показалась лодка рыбака, ещё десять минут назад, я стал думать, что наша затея провалилась, и литвины не появятся, никогда.

– Дядя Лексей, вон, Яков, а с ним гонец, который приходил к дяде Савелию. – Пелгуй смотрел в бинокль, рассказывая, всё, что творится справа от меня.

Моё же внимание привлёк отряд незнакомых воинов, прячущихся в лесу, возле поляны. Среди них выделялись несколько человек в очень дорогих доспехах. Панцири, покрытые золотом, приходилось видеть только в музее, под стеклом, а тут, в живую, на людях.

Наблюдая за лесом, чуть не пропустил самый интересный момент, головная ладья, на полном ходу вдруг резко стала, прошла по инерции полметра, нос чуть зарылся в воду, корма приподнялась, люди посыпались кто куда. Всё это сопровождалось треском ломающегося дерева и испуганными криками людей. Фонтан воды выплеснулся из разбитого днища, тонущая ладья через несколько секунд получила удар в борт идущей за ней посудины. Доски обшивки лопнули, корабль просто развалился. Третье судно успело отвернуть, но через мгновенье повторило судьбу первого собрата. Шли б на вёслах, успели б затабанить, а так…. В итоге, из трёх кораблей, на плаву осталось одно, и то, ненадолго. Старая баржа дала течь, люди стали выпрыгивать с тонущего корабля, счастливчики, умевшие плавать, выбирались на берег, остальные поступали в распоряжение водяного.

Живинбуд, видя трагедию постигшую князя, сначала схватился за нож, но потом передумал, чем спас себе жизнь. Вот тут начался триумф Ярослава. Около сотни воинов высыпали на прибрежную косу, окружая выплывших. Князь, приплывший на одной ладье в крепость, подстраховался, переправив сотню дружинников на плотах. Десант обошёл крепость со стороны леса и ожидал сигнала от князя в случае непредвиденных обстоятельств. Причём сделано было так скрытно, что караульный на вышке не заметил.

В плен попало около сотни литвинов во главе с Эрдвилом. Отряд пехотинцев, шедший обходной дорогой напоролся на основные войска Ярослава и был разбит в пух и прах. Смоленский набег литвинов, длившийся две с половиной недели – был завершён. Владимиро-Суздальскому князю оставалось разогнать полторы тысячи наёмников, оставшихся в городе, после чего начать запланированный поход в Литовские земли. Боеспособной армии у литвинов больше не было, кто конкретно насоветовал Эрдвилу пуститься в смоленскую авантюру, до сих пор не понятно. Страшно было то, что Ярослав с лёгкостью подставлял русские города, для того, чтобы вершить свою политику.

Конфисковав все наши ладьи, для перевоза войск и пленных литвинов, князь убыл в расположение своего лагеря. Ни спасибо, ни до свидания. О том, что не мешало бы, поделиться добычей – вообще ни слова. Настроение в крепости было препаршивейшее, днём вернулся Пахом Ильич, таща на буксире наш бывший разбойничий струг и большую лодку, которую пообещали рыбаку, остальное осталось за князем.

– Поганый человек, этот Ярослав. Новгородцы его вообще ненавидят. – Ильич рассказывал, каким образом их отпустили из воинского лагеря князя. Выходило, что была оказана величайшая милость, позволяя забрать нам, своё имущество.

– Что ещё слышно, Пахом Ильич? – Интересовался у купца. Пролежавшие в засаде всю ночь, я и Пелгуй были не в курсе событий. Показывать моторную лодку большому отряду вооружённых людей было бы глупо. Так и оставались, пока Савелий не вызвал по рации, сообщив, что гости уехали.

– Да в лагере почитай, сотни три всего воинов и было, давно уже ушли все, в сторону города. – Пахом рассказывал, не забывая шустро работать ложкой, Степанида готовила борщи, на аромат, которого, прибегали даже лесные звери.

– А полон, с ним что?

– А что с ним будет, отдадут за выкуп, а если гривен не соберут, то Ярослав их к себе в войско переманит. – Новгородец закончил обедать, вытер рот и ложку платком, сложил в специальную сумочку на поясе и уставился на нас с Савелием. Ещё пару месяцев назад, рот был бы вытерт рукавом, но подсмотревши за мной, Ильич перенял правила хорошего тона.

У нас оставалось четверо раненых литвин, которые могли ходить только с помощью костыля. Мазь Вишневского творила чудеса, хазарин докладывал, что ещё пару дней и рогульки можно отдать на дрова.

– Савелий, может нам попытаться переманить пленных в отряд? – Предложил сотнику.

– Свиртил согласится, у него кроме халата, ничего нет, за остальных не знаю, надо поговорить. – Сотнику предложение понравилось, увеличение войска за счёт рекрутов из пленных, было обычной практикой, в те времена. Бороться с подобными вещами можно только двумя способами: – пленному, было, что терять дома, либо долг перед Родиной перевешивал все заманчивые предложения.

Говорили с каждым по отдельности, показывали обмундирование, которое будет передано, в случае перехода, денежное вознаграждение и кандалы в случае отказа. Пахом Ильич, нарочно, стоя возле палатки с ранеными, громко рассказывал о том, что у него есть покупатель на пленников из далёких жарких стран, где нет лесов, зато песок в изобилии.

Не знаю, что заставило раненых согласиться вступить в Русское воинство, то ли рассказ о пленении их князя, у которого нет серебра, чтобы выкупиться самому, то ли сверкающие кольчуги, но результат был достигнут. Ненависти к своим бывшим врагам раненые не испытывали, тем боле, что родственные связи между Западной частью Руси и литвинами были достаточно широки. Как потом выяснилось, бабка Велимира приходилась сестрой бабке Радивила, тот в свою очередь был двоюродным братом Подейко. В итоге наш отряд пополнился пятью новыми бойцами.

Следующие сутки мы разбирали завал на реке. 'Ежи' и затонувшие ладьи полностью перекрыли фарватер. Ладья Новгородца как локомотив стаскивал остовы разбитых кораблей с освобождённых от якорей дубовых брёвен. Работа нашлась и для похоронной команды, более тридцати утопленников были подняты со дна реки. Их похоронили в одной могиле, возле полянки, где уже покоились люди Швентарагиса, насыпав общий курган, ребята Васьки Щуки сколотили крест из досок разбитых судов. С тех пор, то место и называется – Литовский курган.

То, что Смоленск вот-вот будет освобождён, сомнений не было. Последний погибший солдат нашей войны у крепости был похоронен, пора было думать о живых. На ладью Пахома грузили не зеркала и ткани, грузили нечто более важное для настоящего момента – Хлеб.

Ильич уже давно не задавал вопросов, откуда берутся все товары и продукты. Но в этот раз, видя свежеиспеченные караваи, а печь с утра ещё не топили, мне был задан вопрос в лоб.

– Лексей, от лукавого или от Бога? – Пахом разломил свежий хлеб.

– А ты, как думаешь, Ильич? – Говорить правду не хотелось, врать – и того больше.

– Думаю второе, ибо людей накормить хочешь, не требуя платы. – Новгородец хрустнул поджаренной корочкой и пошёл в сторону ладьи. Два часа назад, до этого разговора приплыл Яков, сообщивший, что город свободен, но не слышно не криков петухов, ни лая псов. Наёмники оставили город и спешно двигались на запад, пытаясь унести награбленное добро. Город спасло от пожара чудо, в виде дождя. Ярослав так и не вошёл в Смоленск, остановившись в пяти верстах от городских стен. Кормить горожан было нечем, а портить репутацию героя-освободителя не хотелось. Администрацию города заменила церковь, но продуктов хватило только на одну раздачу.

Новгородская ладья, тащившая на буксире будущую лодку рыбака, наполненную продовольствием, причалила перед восходом солнца, в потёмках. Савелий, руководил охраной провианта, с ним был Ратибор и Велимир. Васька Щука одетый в кольчатую броню, с палицей на плече побежал собирать оставшихся в живых жителей Подола.

– Кашу будут варить прямо у причала, все желающие могут получить бесплатно еду. – Васька стучал в двери, будил жителей и бежал дальше.

Через час прибежал Ермоген, упускать такой случай было непростительно, присутствие церковника при акте благотворительности давало огромный бонус церкви. Видя знакомые лица, священник аж крякнул: – вовремя подсуетился никеец, ох как вовремя.

Степанида шурудила громадным половником, помешивая гречневую кашу с тушёнкой. К стодвадцатилитровому казану выстроилась цепочка людей, подавая ёмкости, куда накладывалась ароматная каша, справа от неё сидел Пелгуй, ловко разрезал ножом каравай хлеба пополам и передавал голодающему.

– Савелию спасибо говорите. – Как бы про себя, еле слышно повторял мальчик.

Те, кто не расслышал Пелгуя, переспрашивал у соседей, и к полудню, когда был сварен шестой казан, а обессиленная Степанида отдыхала в тени на лавке, беседуя со своими подружками, по городу прошёл слух.

– Я сама, своими ушами слышала, 'мерькурьевцы' побили на реке литвинов, а теперь их воевода Савелий кормит весь город кашей с мясом и даёт хлеб. – Женщина с зелёным платком на голове, подхватила горшок, накрыла сверху хлебом и потопала дальше, к своему дому. Её собеседница постояла с минуту, перекрестилась, подозвала свою дочку, отдала свой горшок с кашей, поискала глазами по улице, в поисках знакомых лиц, и…

– Это тот Савелий, который княжну в жёнки взял и казну рязанскую привёз.

– Да ты что…

– Вот тебе крест…

Если б сейчас в городе провести выборы в князья, то Савелий набрал бы сто процентов голосов. Будь у сотника человек пятьсот воинов, он бы рискнул, но время ещё не пришло. Был вложен только первый камень, в ту кладку, которая принесёт Савелию славу Защитника Смоленска.

Ильич отправил двух приказчиков под руководством Евстафия прибрать в разгромленной лавке, сам же отплывал обратно, за новой партией продовольствия. После бесплатной раздачи каши было принято решение давать провиант в долг. Ермоген выделил двух писцов, которые на бересте будут записывать должников, таким образом, выполнялась поставленная мной задача, узнать приблизительное количество горожан. Все, кто приходил за крупой, называли состав семьи, указывая имя главы семейства. Приезжать в Смоленск, и рыться в архиве, теперь не имело смысла. Стало понятно, почему произошла столь сильная нестыковка в данных, по численности населения за 1239 г. Большая часть горожан, из-за голода покинула столицу. Кусочки бересты подшивались по дюжине в стопке и отправлялись в церковь Михаила Архангела. Евстафий предварительно переписывал данные к себе в блокнот, для ведения бухгалтерии. Город насчитывал двадцать одну тысячу человек, шестьдесят три тонны крупы было перевезено за три дня. Если б не возможность передохнуть в моём настоящем времени, загнулся бы. Последний раз, когда мне приходилось таскать мешки в подобном количестве, было восемь лет назад. Фура с сахаром застряла, из-за поломки не доезжая Севастополя, в воскресенье. С утра и почти до обеда перегружал мешки с сахарным песком в восьмитонный КамАЗ. Спина ныла два дня, денег было в обрез, нанимать грузчиков не стал. Складская машина так и ездила взад-вперёд, подобно челноку, пока не перевезла весь груз.

Один человек не в состоянии накормить весь город, но спасти от голодной смерти было по силам. На время операции весь гарнизон крепости, кроме Савелия вывели в лес, на манёвры. Джутовые мешки складывали от терема и до речных ворот, я выносил мешок из дома, Савелий принимал его на крыльце и оттаскивал в сторону. К концу работы, мы просто окунулись в речку, смывая с себя всю пыль.

– Алексий, а можно мне сходить с тобой, туда, откуда ты приходишь? – Мы сидели на причале, отдыхая после работы, когда Савелий задал вопрос.

– Сходить можно, а попасть туда живым – нет. – Огорчил сотника ответом.

– Жаль, хотел взглянуть одним глазком, как оно там? – Рязанец улыбнулся, понимая невозможность своей просьбы.

– Пошли в крепость, переоденемся, скоро Пахом прибудет, а мы голые сидим. – Вставая, позвал с собой сотника.

Ильич прибыл через два часа, сообщив, что Ярослав вошёл в Смоленск, дождавшись прибытия нового князя Всеволда Мстиславовича. Шпионы донесли Ярославу, что в городе орудуют 'Меркурьевцы', накормившие за бесплатно всех голодных, угроза авторитету законной власти нарастала, ждать его полного падения было нельзя.

Ладью Новгородца догрузили шестнадцатью зеркалами, тканями для мастерской Нюры. Перед отплытием, мы с Пахомом Ильичом заперли Пелгуя в часовне.

– Слушай внимательно, ижорец Пелгуй. На тебя возлагается самая ответственная задача. По приходу в Новгород, ты, вместе с Пахомом Ильичом навестишь князя Александра. Он только что женился на псковской княжне. Передадите ему в подарок меч, который находится у твоего благодетеля и сообщи, что Эрих Картавый отправляет в устье Ижоры ярла Ульфа Фаси, который собирается ставить крепость, дабы сподручнее было разорять земли Новгорода. Пятнадцатого липня следующего года, если Александр не уничтожит гнездо схизматиков, то город падёт. – Запись закончилась. Мы открыли дверь часовни и выпустили вспотевшего Пелгуя наружу.

– Дяденька Пахом, нам надо срочно плыть в Новгород. – Проговорил Мальчик.

– Это ещё зачем? Тут ещё дел полно, да и в Киев сходить не мешало бы. – Ответил зуйку Новгородец, незаметно подмигнув мне.

– Да как вы не понимаете, я такое слышал, мне надо, ой…. – Ильич схватил мальчишку за ухо и высказал: – Слушаться надо старших, иди к ладье, мне самому в часовню надо. Наутро, Новгородец уходил в Смоленск, а оттуда прямиком в Новгород.

– Я вернусь, слышишь, Лексей. Я обязательно вернусь. – Ладья отходила от причала, Ильич стоял на корме, махая на прощанье мне рукой.

Ярослав на правах старшего восседал во главе стола, крутя в руках новый шлем – подарок от бояр города.

'Великые Архистратиже Господен Михаиле, помози рабу своему Феодору' гласила надпись, отчеканенная на золотой пластине.

– Точно, как мой старый, как мастера звать? – Спросил у Всеволда Мстиславовича, сидевшего по правую руку от него.

– Пётр, сын Данилы бронника. – Ответил князь Смоленска

То, что подобный шелом был потерян двадцать три года назад, когда Ярослав драпал после разгрома с Авдовой горы, Смолянские бояре не напоминали. Ещё бы, некоторые из них, как раз стояли в полках супротив одариваемого.

Застолье было организованно в честь рождения сына Ярослава – Афанасия. Гонец, прибывший с утра в детинец с радостным известием, был награждён серебряной гривной на шею, упоен почти в усмерть и уложен спать. Возлияние было в самом разгаре, как кто-то за столом упомянул про недавние события в городе, связанное с раздачей горячего питания.

– А где этот Савелий? Почему не празднует со мной? – Удивился Ярослав.

– Так он пришлый, не наш, рязанец. – Ответил боярин, вручавший шлем.

– Это не тот ли Савелий, который крепость на речке поставил? – С полным ртом еды произнёс князь.

Воцарилось минутное молчание, заслуг бояр по обороне города и оказанию сопротивления литвинам не было, а вспоминать успехи чуждых людей не хотелось. В разговор вмешался Иннокентий, который сопровождал Ярослава, чуть ли не на правах духовного наставника.

– Та крепость на речке Сож, под присмотром Церкви Михаила Архангела, всё, что там делается, то с Нашего ведома. – Вопрос был снят. Светских людей, духовные проблемы мало интересовали, у каждого своё поле, с которого снимают урожай.

Всеволд Мстиславович этот разговор запомнил, и взял себе на заметку. Как только Ярослав убыл со своей армией, князь Смоленска отправил с инспекцией своего нового боярина Торопа. Вопрос, который должен был решать инспектор – касался денег. Казну бывшего князя найти так и не удалось, единственные, кто мог пролить свет в этом тёмном деле, Гвидон и Клоп – исчезли.

Тороп пошёл по пути наименьшего сопротивления – после обедни навестив терем Савелия в Смоленске, выяснил, каким образом удобнее добраться до крепости. Утром с двумя холопами и писцом уже восседал на новой лодке Якова, отмахиваясь от назойливых насекомых, парился в меховой телогрейке по пути к пункту назначения. Не учёл новоявленный инспектор только одного. После разговора с Еленой, из дома сотника вышла пухленькая женщина с корзинкой пирожков по направлению к торговым рядам. Примерно через час, Ермоген с Евстафием вели задушевную беседу, что было первично: – яйцо или курица. А если курица несёт золотые яйца, то смотритель крусадни, как можно чаще навещает её. Ермоген намёк понял, и поздно вечером попивал кагор в крепости у камня, крутя в руках грамоту, подтверждающую право собственности куска земли, реки и леса за боярином Алексием из Мурманска. Медный крест был заменён на золотой, новая фелонь согревала плечи священника, мягкие хромовые сапоги приятно поскрипывали. Почёт и уважение, кому ж это не может нравиться?

От ворот – поворот. Приблизительно так, можно охарактеризовать визит Торопа в крепость. Ермоген в двух словах объяснил новоявленному боярину, что совать нос в некоторые области, где простирается длань Православной церкви, не стоит.

– Не в том месте ищите, сын мой. – Отшил боярина-инспектора Ермоген.

Тороп и не подозревал, что перед смертью, смоленский князь пожертвовал церкви Михаила Архангела почти всю казну, а может и не пожертвовал, кто сейчас упомнит подобную мелочь? Учитывая, что налоги собирались после сбора урожая, сумма не могла быть заоблачной, но до запланированного поступления серебра было далеко, а князь в роли просителя устраивал церковь больше, нежели самодостаточный владыка Смоленских земель.

Обиженный Тороп стал искать правды в другом направлении, церковь Петра и Павла единственный внутренний конкурент церкви Михаила Архангела. Тут то и обнаружилось, что паства, которая проживала на месте, где стояла крепость, закреплена за Петропавловском храмом. Для князя это не имело никакого значения, но ложка дёгтя, с подачи Торопа была опрокинута. Начался скандал, были извлечены документы столетней давности, всплыли неучтённые луга и заброшенные деревни. Престарелый епископ Смоленска сражался как лев, в ход пошли уговоры и уступки, угрозы и проклятья. Последний козырь, который бросил Настоятель, были слова о предложении посетить Патриарха, так как Архиерей Киева властью уже не обладал.

– Напиши письмо Герману, вот он посмеётся. – Сказано было таким тоном, что мыслящий человек догадается, за словами кроется нечто, о чём говорить нельзя. О связях епископа, с Византийской Никеей вслух не говорили, но знали.

В итоге пришлось поделиться, нет, не церкви – прихожанам. Низкокачественный ладан в четверть пуда весом был отдан Ермогену, для утрясения вопроса о сборе церковного налога. Мы же вспоминали о подвиге Айно. Со дня его гибели прошло девять дней.

(глава посвящена памяти писателя литературного форума 'В вихре времён' Айно)