"Всеволод Глуховцев. Полнолуние " - читать интересную книгу автора

сопроводиловкой, вкладывать конверт в другой, больший, прошивать и
опечатывать. Честно говоря, никакой нужды в капитанском конверте не было, но
Зимин забавлялся, глядя на бессильное клокотание секретной дамы, и смеху
ради усугублял это клокотание, с многозначительным видом выдавая дурацкие
афоризмы, в которых, как он проницательно догадывался, Тамара Львовна тщетно
пытается отыскать глубинное содержание. Все это было тем занятнее, что
доводись Тамаре Львовне все-таки заглянуть в донесения, она была бы жестоко
разочарована, не обнаружив там ничего, кроме цифирек, расписанных по
квадратикам. Но начальник особого отдела не спешил разочаровывать
секретчицу.
Вспоминая это, Зимин длинно и как-то посторонне улыбался, вся
джентльменская ретушь куда-то ушла с его лица, и сразу стало видно, что
никакое оно не английское, а вовсе русское - и если б кто-либо из
сослуживцев увидел его в эту минуту, то, наверное, тоже бы улыбнулся,
неожиданно поняв, что капитан молод, и что жизнь в нем играет так же, как и
в любом другом человеке, что он не прочь созорничать, да и что он просто
неплохой парень, только должность сделала из него такого вот гуся.
В дверь кабинета постучали, Зимин спохватился и моментально вернулся в
свой имидж. Это явился Симаков. Офицеры побеседовали, и Симаков ушел. А
капитан теперь глядел на подчеркнутую жирной линией надпись "Раскатов -?" и
постукивал ручкой по столу. А через несколько секунд перестал постукивать.
Потому что его посетила мысль - простая, как кирпич на голову. А вдруг этот
самый Раскатов, - подумал Зимин, - какой-нибудь там чуваш или мордвин? И
говорил во сне по-своему - по-чувашски или мордовски... Имена-то и фамилии у
них русские... А Левашов, как он говорит, английский от узбекского не
отличит... Да. Хорошее объяснение. Простое.
Зимин поднялся, походил туда-сюда по кабинету и остановился у окна,
невидяще упершись взглядом в промозглые сумерки. И понял, что ему не
хочется, чтоб все объяснилось так обидно просто. Хотелось тайны.
Он вспомнил свои походы по лесу. Там было это - необъяснимое, где-то
вроде рядом, но не давалось в руки, отступая за стволы деревьев, маячило,
потрескивая в малом отдалении валежником, и было не понять где - спереди ли,
сзади, слева, справа...
Вдруг захотелось в лес, да так, что капитан, не зная сам зачем, схватил
фуражку и выскочил из кабинета, опамятовавшись уже на полпути к выходу из
штаба. Стало неловко - хорошо, что никого в кабинете не было.
"Мальчишество", - сердито подумал он про себя, но все же вышел на крыльцо
покурить. Курил, смотрел. Дождь перестал, и туман вроде бы как отошел, но
опустились сумерки, все уже в зыбкой полумгле... Мимо устало прошагал
сменившийся с наряда караул; его начальник, лейтенант, завидев руководство,
аж издалека выкатил глаза, растворил рот и начал забирать воздух в грудь,
чтобы гаркнуть: "Смирррно, рравнение нна-право!!" - но Зимин махнул рукой, и
строй прошел мимо, тяжело ступая, - осунувшиеся хмурые лица, приоткрытые
рты, потухшие глаза... Взгляд Зимина отыскал Левашова: тот шагал в такт со
всеми, так же устало, опустив голову, не глядя по сторонам. Колонна
повернула направо, за угол здания, топот вскоре затих. Капитан бросил окурок
в урну, сдержанно зевнул. Вдалеке тревожно гукнул локомотив, долетел
приглушенный расстоянием перестук колес. Справа резко дунул холодный ветер,
и Зимин поспешил войти в здание. Идя к себе, он решил, что сегодня
обязательно познакомится с Раскатовым воочию, если документы ничего не