"Дмитрий Глуховский. Конец дороги" - читать интересную книгу автора

поголовно, в окрестностях стало потише; теперь людей тревожили только волки
и большие нетопыри. Запредельная жестокость, с которой деревенские
расправились с дикарями, сравняла людей со зверьми, но выкупила им несколько
лет мира и спокойствия. О том, что произошло с самками и детёнышами, которых
охотники обнаружили после боя на отдалённой поляне, не рассказывали даже
самые болтливые из бойцов; смоляной столб, тяжело поднимавшийся с той
поляны, коптил небо два дня подряд.
Однако поблизости могли бродить и другие стаи, поэтому на вышках три
раза в сутки менялись дозорные, ворота запирались с заходом солнца и
открывались только на восходе, а обозы редко шли в Матвеевку и обратно без
охраны. Не то что бы обе деревни находились на осадном положении, но никаких
дальних экспедиций ни деревенские, ни Матвеевские не предпринимали: не до
чужого, своё бы отстоять.
Ночью за частокол никто и не думал соваться, и ради Ваньки охрана не
стала бы снимать с ворот окованное железом бревно, служившее засовом. Куда
проще было дотерпеть до первых солнечных лучей, подойти к дозорным, и,
соврав, что идёт по грибы, стремглав кинуться по тоненькой тропинке,
уводящей через высокую душистую траву, через кусты, огибая поваленные
искорёженные деревья, за холмы - к Дороге.
Спохватились бы его не сразу: один из дежурных - хороший друг отца,
передаст ему Ванькину сказку; забеспокоятся только к вечеру, если он не
вернётся к закрытию ворот. А за день можно далеко уйти. Вокруг, куда ни
глянь, сопки. Дорога накатывает на них волной, и даже поднявшись на самый
верх гребня можно увидеть только ближайшие вершины, а впадины остаются
скрыты от взгляда. Для побега удобнее не придумаешь. Если бы ещё дождь
пошёл, смыл его запах и сбил с толку собак... Отец точно пойдёт искать,
всё-таки единственный сын, пусть и не любимый.
Надо бы с собой, кстати, и зонт взять: хотя Ванька, как и все
родившиеся после войны дети, отравленные ливни переносил лучше, чем
взрослые, опасность заболеть оставалась. Зонты у них делали сами - из козьих
шкур. Шерсть не сбривали, получалось забавно и как-то уютно, хотя после
дождя лохматые зонтики и подванивали немного. Окрестили их почему-то
"робинзонами", а Ванька, пока маленький был, да и до сих пор по привычке
иногда называл, путая два слова, самодельное устройство "робинзонт".
Сидя на копне сена и глядя на круглый каравай тёмно-синего ночного
неба, выпиленный в стене под самой крышей сарая, Ванька вслушивался в
далёкий волчий вой и размышлял, нельзя ли ещё всё-таки остаться. Выходило,
что никак нельзя: отца он на этот раз разозлил куда крепче обычного, наутро
не избежать серьёзного разговора, а может, и порки. К тому же, после позора,
который его тот заставил пережить, он вообще вряд ли сможет жить с ним под
одной крышей. И Верочка... Верочка была для него теперь потеряна навсегда; а
видеть её каждый день, понимая это и зная, что она всё видела, была
свидетельницей его унижения - лучше уж было утопиться. Или уйти из деревни.

***

Как только небосклон начал розоветь, Ванька ещё раз проверил содержимое
своего рюкзака и выскочил из сарая. На выходе из деревни, как он и
предвидел, вопросов не возникло: стражи, позёвывая и протирая красные от
краткого неположенного сна глаза, громыхнули засовом, выпустили его за