"Дмитрий Глуховский. Конец дороги" - читать интересную книгу автора

даже засыпать песком самые глубокие рытвины, в которых могли поломаться
дорогие, переделанные из ржавеющих автомобилей телеги.
А как ещё быть - кроме Матвеевки, людей километров на пятьдесят в
округе точно больше нет, а может, и дальние деревни тоже уже сгинули,
проверять ведь никто не бросится. Вот Матвеевские - другое дело: с ними был
уговор о взаимовыручке, если дикари нападут, или звери, или зимой припасы
кончатся. Деревенские без Матвеевских пропали бы - у тех река, рыба, зимой
только на неё и надежда. Но и Матвеевским не сладко пришлось бы: у них земля
скверная, песок да глина, с такой только сосны сажать, а картошка и овощи
любят, где пожирнее. Это раньше, в первые годы, их только дома в кадках
можно было выращивать, а теперь небо очищалось, лето становилось всё более
тёплым, и свой большой огород был уже у каждого жителя деревни.
Нет, в Матвеевку идти он не хотел. Что это за побег? Так, прогулка...
Из этого-то глупого желания предпринять что-нибудь настоящее,
решительное, его и понесло на Дорогу, а когда встал выбор - идти направо, к
Хабару, или налево - он пошёл налево, в неизвестность.
Сколько Ванька себя помнил, слева ещё никто никогда не приходил - все
странники шли справа. Узнав от местных, что дальше их деревни, по слухам,
человеческого жилья нет на сотни километров, зато в перехлёстывающей через
Дорогу лесной чаще встречаются гигантские волки, утаскивающие в одиночку
целого быка, путешественники чаще всего теряли весь боевой настрой и уходили
обратно - туда, откуда пришли, направо. Те же единицы, что всё же
осмеливались идти налево, больше никогда не возвращались, по крайней мере, в
их деревню.
Ваньку же, когда он думал о Дороге, буравила беспокойная мысль - как же
такое возможно, чтобы слева совсем ничего не было, если туда вёл такой
великолепный, широкий, асвальтированный путь?

***

Ночь он провёл на сарае, не желая встречаться с отцом. Когда все
улеглись, воровато проскользнул на кухню, похлебал холодного супу из
убранной матерью в подвал кастрюли, набрал вяленого мяса, сухарей, сколько
было, стащил отцовский охотничий нож, взял свой лук со стрелами и затаился,
дожидаясь восхода.
На ночь ворота в деревню запирались. Можно было попытаться перебраться
через окружавший её двойной трёхметровый частокол, составленный из сосновых
брёвен, но его могли заметить со смотровых вышек, и, чего доброго,
стрельнуть. К тому же в зазоре между двумя рядами брёвен бегали злющие
сторожевые псы, и упасть к ним Ваньке совсем не хотелось. Самое малое, чем
ему удалось бы тогда отделаться - порванные джинсы и домашний арест недели
на две.
Такие меры предосторожности для деревни были не лишними: хотя о
дикарях-людоедах ничего не было слышно уже пару лет, это вовсе не означало,
что они окончательно покинули округу. Пока жители деревни, объединившись с
Матвеевскими, не дали им отпор, те продолжали воровать скот, нападать на
грибников и потом подкидывать к деревенским воротам отрезанные головы
пропавших с выколотыми глазами.
С тех пор как двум сотням бойцов, которых выставили сообща две деревни,
удалось застать врасплох досаждавшую им стаю дикарей и вырезать всех