"Дмитрий Глуховский. Метро " - читать интересную книгу автора

вопли, полные боли и отвращения. Крысы, пожирая всё на своём пути, и
мёртвых, и живых людей, и своих убитых собратьев, слепо, неумолимо,
движивые непостижимой человеческому разуму силой, рвались вперёд, всё
дальше и дальше.
В живых остались всего несколько человек, не женщины, не старики и не
дети - никто из тех, кого обычно спасают в первую очередь, а пять здоровых
мужчин, сумевших обогнать смертоносный поток. Только потому обогнавших его,
что стояли с дрезиной на дозоре в южном туннеле, и заслышав крики со
станции, один из них бегом бросился проверить, что случилось. Станция уже
гибла, когда он увидел её в конце перегона. Уже на входе он понял по первым
крысиным ручейкам, просочившимся на перрон, что случилось, и повернул было
назад, зная, что ничем он уже не сможет помочь тем, кто держит оборону
станции, как его дёрнули сзади за руку. Он обернулся, и женщина с
искажённым от страха лицом, тянувшая его настойчиво за рукав, крикнула ему,
пытаясь пересилить многоголосый хор отчаяния:
- Себя не жалко! Пусть он - живёт! Спаси его, солдат! Пожалей!
И тут он увидел, что тянет она ему в своей руке - детскую ручку,
маленькую пухлую детскую ладонь, и схватил эту ладонь, не думая, что
спасает чью-то жизнь, а потому, что назвали его солдатом, и попросили -
пожалеть. И, таща за собой ребёнка, а потом и вовсе схватив его под мышку,
рванул наперегонки с первыми крысами, наперегонки со смертью - вперёд, по
туннелю, туда, где ждала его дрезина с его товарищами по дозору, и уже
издалека, метров за пятьдесят, крича им, чтоб заводили мотор. Дрезина была
у них моторизованная, одна на десять ближайших станций такая, и только
поэтому смогли они обогнать крыс. Они всё мчались вперёд, и на скорости
пролетели заброшенную Дмитровскую, на которой ютились несколько
отшельников, еле успев крикнуть им "Бегите! Крысы!" и понимая, что те не
успеют уже спастись. И подъезжая к кордонам Савёловской, с которой у них,
слава Богу, было в тот момент мирное соглашение, они уже заранее сбавляли
темп, чтобы при такой скорости их не расстреляли на подступах, приняв за
налётчиков, и изо всех сил кричали дозорным: "Крысы! Крысы идут!" и готовы
были продолжать бежать, через Савёловскую, и дальше, дальше по линии,
умоляя пропустить дозорных - вперёд, пока есть куда бежать, пока серая лава
не затопит всё метро.
Но к их счастью, оказалось на Савёловской нечто, что спасло и их, и
всю Савёловскую, а может, и всю Серпуховско-Тимирязевскую линию: они ещё
только подъезжали, взмыленные, крича дозорным о смерти, которую им удалось
пока обогнать, но которая летела за ними по пятам, а те уже спешили,
расчехляли какой-то внушительный агрегат на своём посту. Был это огнемёт,
наверное, собранный местными умельцами, но такой мощный, что немногие
армейские виды оружия могли с ним равняться. И как только показались
передовые крысиные отряды, и всё нарастая, зазвучал из мрака шорох и
скрежет тысяч крысиных лап, дозорные привели огнемёт в действие, и не
отключали уже, пока не кончилось горючее. Ревущее оранжевое пламя заполнило
туннель на десятки метров вперёд, и жгло, жгло крыс не переставая, десять,
пятнадцать, двадцать минут, и туннель наполнился вонью, мерзкой вонью
палёного мяса и шерсти, и диким крысиным визгом... А за спиной дозорных с
Савёловской, ставших героями и прославившимися на всю линию, замерла
остывающая дрезина, готовая к новому прыжку, а на ней - пятеро мужчин,
спасшихся со станции Тимирязевская, и ещё один спасённый ими ребёнок.