"Михаил Глинка. Петровская набережная " - читать интересную книгу автора

бабушка заранее обозначила уколами булавки. Классная дама потом ходила в
лазарет и просила прощения.
Митя уезжал на попутной машине, и старушка в маленькой шляпке с
искусственными незабудками оживленно махала ему маленькой рукой, и он знать
на знал, что она вставала встречать приходившие с рассветом пароходы уже
целую неделю, поскольку бабушка, проезжая городок, могла назвать своей
приятельнице как временный ориентир лишь конец июня. Более точных сведений
сам Митя, боясь опеки, специально не сообщил.
- Ну как? Как ты? Все ли хорошо? Ничего в дороге не случилось? - через
несколько часов спрашивала Митю бабушка, держа его голову между своих
ладоней, отчего Митя слышал плохо. Бабушка глядела и не могла наглядеться в
его глаза. - Ничего не случилось? Только - правду!
А Митя, который потратил всего полдня на то, чтобы преодолеть при
помощи четырех почти попутных грузовиков тридцать километров, отделяющих
Старосольск от Зариц, был уверен, что совершенно искренен, когда ответил
бабушке, что в пути у него не было ни задоринки. Так что даже и рассказывать
нечего.
- Ну да, ври больше, нечего ему рассказывать, - сурово сказала
Евфросиния Матвеевна. Она повернула Митю к себе и тоже долго на него
смотрела. Потом отвела глаза на бабушку, обе покачали головой, и бабушка
отвернулась.
Митя знал, что это означает. Это означало, что няня Фрося тоже
подтвердила: Митя все больше походит на папу. А для няни Фроси это было
важно, даже особенно важно, потому что, вообще-то, няня Фрося сначала была
няней у его папы, потом у двух его младших братьев, Митиных дядей, которые
тоже погибли, а Митя у нее был уже напоследок.
Но Мите было не до того, чтобы сидеть со старушками. Он спешил
переодеться: ведь смешно бежать на речку в форме! Да еще босиком!


Зарицкие дрова

Приехав в Зарицы, Митя сразу понял, что уж если кого и придется здесь
слушаться, так это в первую очередь нянину сестру - бабу Полину.
Баба Полина была младше няни Фроси лет, может, на пятнадцать, а то и на
двадцать. Еще до войны она осталась без мужа, а в войну, пока в Зарицы не
пришли немцы, работала в колхозе бригадиром. Одним словом, Митя как увидел
ее в первый раз, так и понял: вот от кого здесь все зависит. У бабы Полины и
лицо было как у министра или индейского вождя. Глядела она сурово, говорила
мало и если что-нибудь произносила, так только один раз, на повторения не
разжижалась. А если баба Полина чуть-чуть улыбалась, так и все кругом, как
по команде, начинали смеяться. Да только за месяц, что Митя ее видел,
случилось это раз или два. Даже если приходили к ней за советом, так стояли
у порога и ждали, пригласит ли в избу, или пойдешь обратно не вошедши.
У бабы Полины был поздний сын, однолеток Мити. И Митя сразу понял, что
Костя - человек подневольный. Играть или идти куда взбрело даже сейчас,
летом, он не смел, пока не выполнит свою дневную работу: то Костя полол
огород, то носил воду для полива, а когда началась молотьба, то должен был
за каждую неделю заработать три трудодня. А это значило, что часа по четыре
каждый день он гонял по кругу лошадей, чтобы они вертели молотилку. Митя