"Михаил Глинка. Петровская набережная " - читать интересную книгу автора

что на столике стоит тарелка с какой-то едой. Еда! От одного напоминания о
еде Митю пробкой вынесло наверх, к борту. Он едва успел добежать до борта и
схватиться за поручни... Когда ему стало полегче, он подумал о том, что,
слава богу, на палубе темно и еще хорошо, что он не успел надеть в каюте
бескозырку: была бы сейчас за бортом.
Митиного позора никто не видел, хотя многие пассажиры на пароходе не
спали. Однако, походив по пароходу, Митя подумал, что он еще ничего, можно
даже сказать - молодец. Ну, отдал рыбам то, что до этого ел, но сейчас-то
все в порядке - и ходит, и разговаривать может, а бабки на узлах, те прямо
стонали в голос, и цыганки тоже, ребятишки цыганские уже не шкодили, а
залегли около родителей. Палуба была сейчас как планета, где собрались одни
тяжелобольные.
- Ну что, адмирал, с ночным обходом пришли? - спросил Митю человек с
тросточкой. Он все сидел на своем старом месте, лишь плащ надел, а так,
видно, глаз еще не сомкнул.
- Который час, не скажете? - спросил Митя.
- Да сейчас не увидать. Но я думаю, что часа через два будем на месте.
А ты что ж, дружок, Новгород проспал? Бывал там когда-нибудь?
Митя покачал головой.
- Важнейший в нашей истории город.
И опять в голосе человека было что-то такое, отчего Митя предположил,
что сейчас будет длинная и подробная лекция, но лекции не было.
- Хотя города сейчас еще, считай, нет...
И человек с тросточкой посмотрел назад, туда, где в ясной ветреной дали
светились какие-то огни.
На палубе было свежо, Митя почти замерз, но голова снова стала ясной, и
он, глядя на тех, кого по-прежнему мучила морская болезнь, жалел их, но сам
себя уже не считал с ними заодно. И когда он нашел своего веселого моряка,
то тот, глядя на Митю, даже не спросил, укачало ли его. И так было очевидно,
что Митю и не укачивает вовсе. Только когда веселый моряк спросил Митю, съел
ли тот оставленное ему в каюте, Митя, секунду помедлив, сказал, что не
голоден. "Веселый" тоже помедлил и спросил Митю, не хочет ли тот постоять на
руле. На такой вопрос можно было ответить только одним образом, и через
десять минут оба они уже стояли в капитанской рубке и Митин приятель, -
оказывается, начиналась его рулевая вахта, - учил Митю стоять на штурвале.
"Всесоюзный староста" в рассветном сумраке, приглядываясь, входил в
устье реки по расставленным в озере буям. Целые два часа участвовал Митя в
осторожном ходе парохода вверх по реке. Конечно, река эта была уже не чета
огромному полноводному Волхову, но надо было все время быть начеку.
"Всесоюзный староста" подходил к просыпающемуся Старосольску.
Когда веселый парень сказал Мите, чтобы тот, встав на табуретку,
потянул вниз и держал десять секунд проволочную рукоятку гудка, Митя сразу
вспомнил маленького Васю. Но так искушающе было желание самому дать гудок,
что Митя отбросил все свои человеколюбивые мысли - уберечь, унести
куда-нибудь внутрь парохода маленького мальчика с набухшими железками. Митя,
зажмурив глаза, потянул за рукоятку и почти повис на ней.
Страшный гудок вызвал у него восторг, это ж давал его он сам! Гудок
сотряс старые улицы, церкви и гостиный двор. И гудок этот был радостный,
потому что не может быть для небольшого городка приход большого парохода не
радостным событием. И пароход, конечно, тоже был рад встрече, иначе зачем бы