"Михаил Глинка. Петровская набережная " - читать интересную книгу автора

Брюки в двадцать девять сантиметров

До войны у Мити была няня - Евфросиния Матвеевна. Няню и все то, что
было до войны, Митя помнил очень смутно. Помнил только, что няня жила в
угловой комнатке, которая выходила в сад высоким узким окном. Около этого
окна особенно густо вился хмель. Няня всегда была причесана очень гладко и
глядела строго. Если она смотрела на Митю из окна, значит, нужно было сразу
же что-то сделать. И не вздумай изображать, что не заметил.
Теперь, после войны, няня опять жила в своей деревне под Новгородом и
писала бабушке, чтобы приезжали к ней на лето в деревню.
Получив письмо, бабушка взволновалась. Да и как тут было не
взволноваться: у нее вся жизнь была связана с тем домом, который сгорел, а
няня - так рассказывала бабушка - являлась в том доме главным человеком.
Возможно, это произошло потому, что няня гладко причесывалась и умела как-то
особенно смотреть.
Теперь няня звала бабушку и Митю летом приехать, и это опять было вроде
того, что смотрит она из своего окна строго. Попробуй только не послушайся!
Если ехать вместе с Митей, то бабушке надо было ждать до конца июня,
когда Митю отпустят на каникулы, но это совсем нескладно бы вышло: вся
работа, к которой она собиралась приладиться в деревне, была весенней.
Бабушка взволновалась и спросила у Мити, сможет ли он приехать в деревню
потом, один, без нее. Бабушка спросила об этом с сомнением. Если бы он
ответил, что не может без нее, то сомнения отпали бы. Но так как он радостно
согласился, то сомнения у бабушки не только не отпали, а лишь усилились.
Митина готовность, по ее мнению, означала лишь то, что он еще совсем мал и
не понимает трудностей дороги, которые ему предстоят. К тому же бабушка
никогда еще его без присмотра не отпускала. Училище, понятно, не в счет: там
за ним смотрели в десять глаз.
Бабушка взволновалась, но собралась и в середине мая уехала, а Митя,
когда их опрашивали, кто куда поедет в отпуск, сообщил, что едет в деревню
Зарицы Новгородской области. Туда ему и выписали проездные документы. 28
июня он получил их из рук начфина, расписался и стал на сутки совершенно
взрослым и совершенно самостоятельным человеком.
Документы эти выглядели очень серьезно: на железнодорожной литере
проступал под словами и цифрами большой бледно-голубой якорь, и сразу всем,
кто такой листок видел, становилось понятно, что обладатель его -
полноправный военный моряк. А на том документе, по которому Мите должны были
выдать билет на пароход, распласталась большая розовая пятиконечная звезда,
чем подтверждалось, что если посуху он едет бесплатно как моряк, то уж по
воде еще и как военнослужащий.
На вокзале Митя разыскал воинскую кассу, в которую стояли матросы и
солдаты. Когда он встал в очередь, то по очереди явно прошло какое-то
волнение: не пропустить ли нахимовца вперед. Но - кто демобилизовался, кто
спешил в отпуск, а кто и торопился из отпуска - попробуй тут опоздай! На
лицах у этих взрослых парней и дядек отразилась неловкость, однако вперед
его все же не пропустили. Раз погоны носит, можно считать за равного. Просто
принялись с ним вовсю разговаривать и сказали, чтобы вещевой мешок свой он
поставил в сторонке, никто мол, его не возьмет.
Часам к двум дня Митя, отстояв длинный хвост, получил билет до станции
Волховстрой и отправился на платформу ждать своего поезда. Он подумал, что