"Михаил Глинка. Петровская набережная " - читать интересную книгу автора

воскресенье утром?
- Ну да. Пойдем?
Голая, как пустыня Гоби, воскресенье представилось Мите.
- Нет. Я не могу, - сказал Митя. - Я уже обещал. У меня дела.
- Эх ты. А еще называется... - Шурик не сказал, кем Митя называется.
Шурик ушел, а Митя остался стоять у окна, и вдруг он услышал звуки
пианино. Играл, конечно, Коля Ларионов, - кроме него, редко кто подходил к
инструменту. Но вот загадка: Митя постоянно видел, что Ларик пытается
играть, барабанные перепонки Митиных ушей постоянно отмечали звуки пианино,
но только сейчас Мите показалось, что звуки эти связаны с чем-то внутри него
самого. Они что-то угадывали в нем, чему-то вторили... И еще - что-то
обещали.
Митя стоял не двигаясь и боялся, что Ларик перестанет играть, и Ларик
действительно приостановился, споткнувшись, но потом со второй или третьей
попытки опять нащупал путь. Ларик играл, а Митя стоял поодаль и слушал, и
сейчас опять, как тогда, когда он уезжал из лесного городка, как тогда,
когда он узнал, что поступил в училище, над ним на каких-то часах
отщелкнулось еще одно деление. Он услышал этот щелчок. Так, как прежде, уже
больше не будет. Отщелкнулось - и все.
Митя слышал этот щелчок. Правда, ему казалось, что слышит его только он
сам. Он бы поразился, узнав, что щелчок этот услышали и старшина Седых, и
лейтенант Тулунбаев, и Папа Карло. Как, впрочем, и все Митины товарищи. И
когда следующей осенью Митю назначили вице-старшиной, он никак не связал это
с тем, что ответил сейчас Шурику. Митя никому не сказал о девочке, о которой
продолжал думать вот уже второй год.


Барабанный бой

В тот день по окончании четырех уроков они привычно гомонили в
коридоре. Сберегая секунды, они уже изготовили полуфабрикат строя так, чтобы
после команды "становись!" каждому достаточно было сделать шаг, много - два
и общая неразбериха превратилась бы в четкий строй. Однако сегодня их
приготовления оказались преждевременны: еще перед командой им приказали
разобрать головные уборы. В бескозырках строй сразу построжал и притих. И
когда вместо того, чтобы вести их в столовую, дежурный офицер повернул роту
вниз, Митя ощутил безотчетный страх.
Он поглядел в пролет: вдоль латунных перил по всем этажам парадной
лестницы спускались в напряженном молчании накрытые бескозырками роты.
Офицеры, словно у всех было сегодня дежурство, были при пистолетных кобурах.
Митя почувствовал, как что-то сдавило его изнутри. "А вдруг это... из-за
меня?" - подумал он. Он не мог вспомнить за собой ничего такого, ради чего
надо было собирать не то что все училище, но даже их взвод, однако страх
почему-то не проходил. Митя посмотрел на своих соседей по строю. У всех на
лицах можно было прочесть то же, что сейчас чувствовал он. Роты, шаркая
подошвами, безмолвно втягивались в актовый зал.
Озирая прибывающие роты голубыми старпомовскими глазами, посреди зала
стоял начальник строевого отдела. Он тоже был перепоясан ремнем с кобурой.
Показывая, как расставлять роты, он нетерпеливо и резко отмахивал рукой. За
его спиной у барабанов, стоящих на паркете бочком, переминались двое