"Илья Глезер. Любка (грустная повесть о веселом человеке) " - читать интересную книгу автора

- Спаси тебя Господи! - услышал Любка и увидел бледные старческие
глаза, окруженные вязью мелких морщин. И так защемило его сердце, что даже
слезы подступили к горлу. Деревня, сгинувшие братья и сестры, бабка - словно
все они стояли и провожали Любку в далекий безвозвратный путь...
Почти до самого горизонта земля была перепахана и пересечена узкими
канавами и змеилась дощатыми дорожками. Муравьиное море людей сновало с
тачками по этим дорожкам, таща, волоча, пихая песок, камни, выкорчеванные
пни. В осеннем влажном воздухе стоял нескончаемый мерный гул человечьих
голосов, скрип примитивных лебедок и мерное уханье паровой "бабы". По узким
террасам, нависшим над дном будущего канала, катились одна за другой тачки,
толкаемые зэками. Именно здесь и предстояло Любке отбывать срок...

IX

Влажный воздух барака был полон человеческих запахов. Они были резкими
и удушливыми, они были чуть заметными и даже терпимыми, очень редко они были
приятными, но для Любки все они сливались в единое устрашающее целое, словно
большое, опасное и незнакомое животное дышало ему в лицо, ожидая его
неверного движения. Любкино место на нарах в бараке было у самого входа, у
хлопающей двери. Он быстро привык к грязному тюфяку, к отсутствию белья, к
ночным вскрикам и храпу, но запахи грязных, неделями не мытых тел убивали
его.
- Ты, Петр, как ты есть пидорас, с нами за стол не садись, бери свою
порцию и приварок и отваливай, - сказал ему в первый же день бригадир.
И Любка замкнулся в своем одиночестве. Тачка с песком была неимоверно
тяжелой Она все время норовила перевернуться, да еще и утащить за собой
отощавшего за полгода лагерной жизни Любку. Каждую тачку Любка должен был
провезти примерно метров четыреста и перед самым концом настила предъявить
ее ОТК - контролеру, спокойному широкоскулому татарину, черкавшему что-то в
своих бумажках. Для Любки этот парень был почти неодушевленным предметом,
некоей машиной, поставленной надзирать за ним, машиной без чувств и реакций.
С момента появления Любки в зоне контролер Рахим только раз снизошел до
разговора с ним. В полутемной, грязноватой бане Рахим протянул сжавшемуся в
недобром предчувствии Любке мочалку и коротко приказал:
- Потри спину!
Что Любка и выполнил, старательно и сноровисто. Через несколько дней
бригадир вызвал Любку после работы в красный уголок.
- Ты, - сказал он, заминаясь и ища поддержки у всей бригадной братвы,
собравшейся в сырой, прокуренной комнате, - Петр, т.е. Любовь, должен
подтянуться, а то мы из-за тебя уже третий месяц приварок не получаем.
Вчерась ты пять тачек не додал, а третьего дня десять за тобой. Что ж мы,
что ли должны пупок надрывать, а потом с голодухи дохнуть?!
Словом, известная "социалистическая" система круговой поруки навесила
над Любкиной головой пресловутый Дамоклов меч, висевший на тонкой паутинке.
И Любка понимал, что ни бригадир, ни остальные семь съедаемых "свободным
коммунистическим трудом" не виноваты и совсем не хотят зла. Просто не мог,
физически не мог Любка выполнять каторжную норму 70 тачек в день, а потому и
бригада, вся бригада не получала "приварок": ложку пшенной каши и кусок
белого хлеба в обед.
Ночью Любка не мог уснуть. Он знал, что еще несколько дней без нормы, и