"Михаил Глебов. Эксперимент Кальвиса (Сб. "Фантастика-83")" - читать интересную книгу автора

застрекотал, но уже как-то надсадно, и из щели появился край листа. Анна
схватила его и потянула. На передней стенке часто замигали красные
лампочки. Анна с силой дернула лист. Что-то щелкнуло, и лента пошла
свободно, но уже без нотных знаков.
Скручивая бумажную ленту в рулон, Анна напевала забавную песенку,
которую слышала от Йозефа:

А всего их восемь надо,
Чтоб зарезать кабана.
Двое тут, они и вяжут,
Двое там, они и режут,
А всего их восемь надо,
Чтоб зарезать кабана.

Решив, что бумаги уже достаточно, она захотела остановить аппарат и
снова дотронулась до нескольких кнопок наугад. "Компиграф" зажужжал басом
и начал трястись. Анна в испуге отбежала в угол комнаты. Раздался
металлический щелчок, и лампочки погасли. Из щели повалил густой синий
дым.
В этот момент вернулся Йозеф. Он сразу все понял, бросился к аппарату,
стал нажимать кнопки и дергать за ручки, но тщетно - "Компиграф" не
подавал признаков жизни.
Тогда вице-капельмейстер сел на деревянную скамью, снял парик и
обхватил голову руками. Его жена, стоя в углу, виновато молчала. Синий дым
постепенно рассеивался и струйками вползал в дымоход камина.


Сорок шесть лет спустя, в середине мая 1809 года, в Веку входили войска
Бонапарта.
Сухой треск выстрелов и тяжелое уханье снарядов раздавались совсем
близко от городских окраин. На фоне идиллических пейзажей венских
предместий яркие мундиры французов и распускавшиеся, как цветы, облачка
порохового дыма выглядели будто на театральной сцене.
В тихом местечке Гумпендорфе, в Мариенкирхе, разрывы снарядов порой
даже заглушали проповедь, и тогда священник умолкал и смиренно подымал
глаза к небу.
Неподалеку, в небольшом двухэтажном особняке, утопающем в зелени
цветущих каштанов, у открытого окна сидел в кресле старик. Его морщинистое
лицо обрамлял длинный напудренный парик, узловатые пальцы нервно
перебирали четки. При каждом разрыве снаряда он вздрагивал и крепко сжимал
ручку кресла.
Сидевший рядом на скамеечке его слуга Иоганн Эльслер вслух читал
больному письма, поступившие сегодня на имя всемирно прославленного
маэстро, из Лондона и Парижа, Петербурга и Венеции, со всех концов Европы,
покоренной его искусством.
Да, то, чего Бонапарт хотел добиться шпагой, давно уже было совершено
пером этого немощного старца!
Однако Гайдн уже три месяца был тяжело болен. Последний его выход в
свет на концерт в зале старого университета, где исполнялась месса
"Сотворение мира", и восторженный прием нового произведения так