"Виталий Гладкий. Архивных сведений не имеется" - читать интересную книгу автора

Кукольников, обретя возможность двигаться, внимательно осмотрел свой маузер.
Высыпав патроны из магазина на кусок холстины, он сразу же обратил внимание
на узкий темно-коричневый ободок у основания пули. А когда, вынув пулю,
попытался высыпать порох, сомнений не осталось: старый, испытанный трюк,
которым и он не раз пользовался в начале своей жандармской карьеры - стоило
опустить патроны в кипяток на несколько минут, как сыпучий пороховой заряд
превращался в твердую безобидную лепешку, и оружие, снаряженное такими
патронами, можно было использовать разве что в качестве молотка, чтобы
колоть орехи.
Проделав это, следовало зачистить или протравить кислотой темный ободок
у основания пули, неизбежный после подобной процедуры, до блеска; но
Деревянов или не знал этого, или понадеялся на незавидное состояние
Кукольникова, которое должно было, по мнению поручика, ослабить бдительность
бывшего жандарма; а возможно, что вероятнее всего, Деревянову было просто
наплевать на ротмистра, которого он уже не принимал всерьез.
Запасных патронов к маузеру не оказалось - то ли граф прихватил с собой
весь боезапас, то ли Деревянов постарался. Впрочем, Кукольников и выяснять
это не стал, удостоверившись, что его заветный пистолет находится при нем и
оружия никто не касался - тщательно обыскать ротмистра в бессознательном
состоянии у Деревянова не хватило сообразительности.
Золото, добытое офицерами, хранилось вместе с золотом графа. Уходя,
Воронцов-Вельяминов забрал только принадлежащую ему лично часть драгоценного
металла, считая ниже своего достоинства воспользоваться чужим добром, пусть
даже таких проходимцев и бандитов, как эти белогвардейцы. Теперь мешок с
золотым песком и самородками прибрал к своим рукам Деревянов, пользуясь
беспомощностью ротмистра, и припрятал его подальше, о чем, естественно, не
спешил поставить в известность Кукольникова, который продолжал успешно
играть роль тяжелораненого.
Это только забавляло бывшего жандарма: видимо, поручик полагал, что
доля ротмистра как раз и составляет ту сумму, в которую оценил Деревянов
спасенную ему жизнь.
Затаившись, Кукольников терпеливо выжидал. Он умел ждать.
Сегодня Деревянов отправился на охоту - продуктов, в основном вяленого
мяса и сушеной рыбы, было мало. Похоже, отметил про себя Кукольников,
поручик готовится покинуть золотоносный ручей: уже третий день Христоня
приводит в порядок одежду и обувь...
Задумавшись, ротмистр не услышал шагов Деревянова; краем глаза он
только успел заметить, как вскочил, словно подброшенный невидимой пружиной,
Христоня, и поспешил навстречу поручику. Переложив на плечи вестового
выпотрошенную, но не освежеванную тушу молодого оленя, Деревянов протер руки
пучком травы, зачерпнул ковшиком воды из ручья и, не отрываясь, выпил до
дна. Крякнув, пытливо посмотрел в сторону Кукольникова и, поколебавшись
немного, размашисто зашагал вдоль ручья в сторону каменистой гряды.
"К тайнику...", - понял ротмистр и насторожился; знакомая нервная
дрожь, обычная для него в минуты опасности, поползла по спине. Пошевелил
другой рукой; незаметно для Христони, который тем временем принялся снимать
шкуру с добычи Деревянова, улегся поудобней.
Как и предполагал Кукольников, поручик возвратился с заветным мешком.
- Поторапливайся! - прикрикнул на Христоню, - тот рубил тушу на
небольшие куски и густо пересыпал их солью.