"Виталий Гладкий. Архивных сведений не имеется" - читать интересную книгу автора

попав под кулак Владимира. Затем затрещала дверь, и три темные фигуры одна
за другой промелькнули в ее проеме.
Простоволосый, страшный в гневе, Владимир выскочил вслед за Макаркой,
который тут же вскинул винчестер и выпалил по бандитам, не целясь: тощего
Делибаша он узнал сразу. Тот охнул, завалился на землю, но затем поднялся и
быстро заковылял в спасательные заросли стланика.
И в этот миг резко и гортанно закричал китаец Ли. Молниеносно взмахнув
рукой, он выпустил в воздух маленькую серебристую рыбку - остро отточенный
нож. Макар охнул и выронил винчестер.
- Мака-арка-а! - закричал Владимир, подхватив на руки бесчувственное
тело якута.


7

С продуктами вышла неувязка: взрыв на перевале, который уничтожил следы
главарей белобандитов, напугал оленей, и две упряжки свалились в пропасть.
Но беда не ходит в одиночку: примерно через две недели после случая на
перевале ночью волчья стая разогнала ездовых оленей. Поутру удалось
разыскать только двух, остальные или присоединились к своим диким сородичам,
или стали волчьей добычей.
Почерневший от мороза Деревянов рычал, словно затравленный зверь, - на
одной из утраченных упряжек хранился запас спирта, и вынужденное трезвое
существование бесило его больше, чем значительное ограничение дневного
пайка.
Молчаливый Кукольников проявлял чудеса выносливости, прокладывая лыжню
практически бессменно. Казалось, что его бледно-желтые щеки вовсе не
чувствительны к свирепому морозу; может, потому, что он каждое утро подолгу
втирал в кожу вонючий нерпичий жир, от которого Деревянова тянуло на рвоту.
Безразличный ко всему Христоня, закутавшись в башлык так, что виднелись
только его блудливые глаза, прислуживал как всегда безотказно и сноровисто.
Если и проскальзывала какая мысль в его чубатой голове, так это, пожалуй,
всего лишь одна - перехватить лишний кусок с пайки господ офицеров.
Бирюлеву приходилось тяжелее всех: пытаясь остановить взбесившихся от
страха оленей, он свалился в расщелину и подвернул ногу. Теперь Бирюлев
хромал с каждым днем сильнее, тащился позади, налегая на самодельный
костыль. Нога распухла, стала толстой, неуклюжей, не влезала в торбас,
пришлось обмотать ее огрызками оленьих шкур - остатками пиршества волчьей
стаи.
Проводник, старый якут Колыннах, которого силой заставили вести эту
компанию на поиски золотой жилы, обнаруженной Сафи-Бориской, шел вслед за
Кукольниковым. Морщинистое лицо с реденькой седой бородкой было непроницаемо
спокойно; узкие глаза, несмотря на преклонные годы каюра, смотрели молодо и
остро. Поутру перед очередным выходом на тропу Колыннах подолгу молился,
стоя на коленях перед крохотным амулетом - искусно вырезанной из моржового
бивня фигуркой какого-то якутского божества, которую он носил на кожаном
шнурке под кухлянкой. Вспыльчивый Деревянов однажды попытался прервать этот
языческий обряд старого якута, но Колыннах с невозмутимым видом уселся на
снег и отказался идти дальше даже под угрозой расстрела. Пришлось всей
компании битый час ползать по сугробам в поисках костяного идола,