"Виталий Гладкий. Золотой капкан" - читать интересную книгу автора

и так узкие глаза.
- Мясо кушай, рыба кушай, ягода кушай - помирай нету.
- Я русский, Макарка. А у русских хлеб - всему голова. Без хлеба сыт не
будешь, - вздохнул бородач. - Сейчас бы ржаного, с корочкой, из русской
печи... Эх! Помирать буду - вспомню.
- Зачем помирай? Нюча[4] улахан[5], крепкий, однако. Много живи надо...
Чай пили далеко за полночь. Река закуталась в легкий туман, блеклые
звезды робко выглядывали из серых туч, - они неторопливо обволакивали ночное
небо.
- Дождь, однако, будет, - тревожился Макар.
- Поживем - увидим... - смачно прихлебывал крепкий чай бородач. - Не
раскиснем. Не впервой.
- Чай кут[6], - протянул кружку Макар. - Ла-ди-мир...
Не спалось. Терпкий запах стланика (его ветки служили ему в эту ночь
постелью) разбудил глубоко упрятанные в тайниках души воспоминания...
Сосновый бор, прелестный летний день. На лужайке трава как дорогой
персидский ковер - густая, шелковистая, в узорочье цветов. Аромат разогретой
жаркими солнечными лучами живицы. До солнца рукой подать; оно запуталось
среди зеленых иголок, на какое-то время покинув свою голубую небесную
обитель. Пикник, море шампанского, веселые друзья-офицеры и шикарные юные
дамы, затеявшие игру в пятнашки. Он объезжает коня, подаренного ему матерью.
Это тракененский вороной жеребец, полукровка, резвый и горячий сверх всякой
меры. "Вольдемар! Душка, где вы? Ау-у!" Графиня Дашкова. Она мила,
обворожительна и чересчур настойчива. Большая любительница флирта и верховой
езды.
"Мон шер, куда вы запропастились? - заворковала графиня, томно вздыхая
и похлопывая узкой ладошкой по мускулистой шее буланой кобылки
англо-арабских кровей - последний крик моды в высшем свете. - Мы ждем вас
уже битый час. Нехорошо, - кокетливо погрозила она пальчиком. - Дамы
скучают". А он врос в седло, оцепенел, не в силах оторвать взгляд от лица
девушки, которая старалась совладать со своей норовистой лошадкой -
золотистым карабахом-когланом, из-за близорукости, присущей этой породе,
очень пугливой и нервной.
"Боже мой, я... я, кажется, сейчас сойду с ума! Она прекрасна! Как фея
из сказок..." С ним творилось что-то непонятное; он не владел ни своими
эмоциями, ни своим телом - будто его околдовали.
"Граф, что с вами? Вы меня не слушаете?" - капризно надула губы
Дашкова. И вдруг поскучнела, нахмурилась - женская интуиция приоткрыла ей
тайну странного поведения бравого кавалергарда. "Ах, да, пардон, вы
незнакомы, - небрежно, с холодком, кивнула графиня в сторону своей
попутчицы. - Моя подруга Малахова. Из провинции... Ну, пшла!.." - Она зло
хлестнула кобылу.
"Венчается раб Божий Владими-и-и-р и раба Божья Александра-а-а..."
Густой бас протоиерея волнами накатывался на раззолоченную толпу,
запрудившую собор, и, отражаясь дробным эхом от массивных каменных стен,
таял под расписным куполом. "...Вы согласны взять мужем раба божьего
Владимира?" И гулкое эхо повторило многократно: "Согласна, согласна,
согласна..."
Ноябрь 1913 года. Тяжелый густой туман, снежное крошево в волнах Невы,
обледеневшие мосты. Печальные фонари Дворцовой площади кажутся маяками, а