"Виталий Гладкий. Невидимая угроза" - читать интересную книгу автора

меня снотворным.
Короче говоря, мне в первую голову нужно отыскать Лану. Это, конечно,
полегче, чем найти иголку в стоге сена (в том случае, если она еще жива и
находится в городе), но задачка мне светила еще та.
Будь я на службу, ее данные лежали бы у меня на столе уже через сутки -
это максимум. Спецслужбе просеять наш городишко через частое сито (пусть он
и значится как областной центр) - раз плюнуть.
Но увы и ах. Сейчас я всего лишь простой обыватель, у которого нет даже
надежного оружия; помповое гладкоствольное ружье не в счет. Если за меня
возьмутся всерьез, притом, братва, то от меня только уши останутся. В
качестве сувенира.
Искать надо. Надо!
К Мине меня не допустят, это точно, а вот Лана... Стоит попробовать.
Это пока единственный просвет в туманной мгле, в которую я попал.
Единственная надежда найти хоть какую-то зацепку, от которой можно будет
плясать как от печки.
Искать... Где? Вопрос на засыпку. Думай, Иво, думай...
А что думать? Вариант сам просится на ум. Нужен фоторобот
Ланы-Светланы. К сожалению, Дейзик такими вещами не занимается. Нет у него
художественной жилки, и все тут.
Однако, чего-чего, а талантов на Руси хватает. В этом вопросе мы
действительно впереди планеты всей. Так что свет клином на Дейзике не
сошелся.
Я решительно тормознул такси и указал водителю адрес. Похоже, сегодня у
меня был день визитов к нестандартным творческим личностям...
В художественной мастерской шел гудеж. Дверь была не заперта, и я
вошел, как к себе домой - даже не постучав.
Поначалу на меня не обратили никакого внимания, и я скромно устроился в
уголке, возле сваленных как попало подрамников и всякого хлама, чтобы
немного освоиться и осмотреться. Так как свободных стульев не оказалось, я
сел на рулон тонкого картона, поставленный на торец.
Это была мастерская довольно известного и уважаемого в определенных
кругах художника, которого звали Бьен Кирис. Именно аристократический Бьен,
а не какой-то там примитивный Бен, рубаха парень, ковбой с одной извилиной в
голове.
На самом деле художника звали Венедикт, а в его паспорте черным по
белому было написано, что никакой он не Кирис, а просто Крисюк. Творческая
манера Венедикта заключалась в сборе разных предметов на свалках, и вообще
где попало, после чего он мастырил с них оригинальные композиции,
пользующиеся, как это ни удивительно, большим спросом, особенно среди людей
состоятельных.
Если честно, мне его художества нравились. Венедикт обладал уникальным
талантом совмещать несовместимое и находить красоту там, где, по идее, ее и
в помине не должно быть.
Однажды по пьяни я прикупил у него нечто невообразимое, сварганенное в
основном с железок от комбайнов и швейных машин и называющееся скульптурой,
и поставил эту химеру в своей спальне рядом с дорогой имитацией итальянского
камина.
Больше всего в этой композиции меня умилял и восхищал хорошо начищенный
старинный пест из бронзы, впаянный в большой кусок стекла цвета янтаря,