"Федор Васильевич Гладков. Повесть о детстве" - читать интересную книгу автора

несем. Но ни коеждо не рабы антихриста и аггелов его - сиречь попов,
немецкого начальства, еретиков-табашников, бритоусцев с бляхами и
позументами. Несть нам воли и разума, опричь стариков: от них одних есть
порядок и крепость жизни.
У отца твердел и бледнел нос, глаза жестко и упрямо смотрели в ничто:
видно было - нутро кипело у него.
Власть деда и его поучения были ему невмочь. Он копил в себе постоянную
злобу против деда, и она часто прорывалась круто и мстительно. Он был
страшен в своем гневе и раздражении, когда унижалось его достоинство как
самосильного мужика. К деду он относился с молчаливой злобой в его
отсутствие, а в глаза выражал преданность и безусловное подчинение. Он
тоже почитал крепкие устои семьи.
И вот на такое поучение он и посмел возразить деду:
- Теперьча, батюшка, люди - другие и жизнь - на другой лад. Бар таких
теперьча нет, и крепости нет. Сейчас человек сам свою жизнь устраивает.
Раньше, при господах, люди из деревни на сторону не бежали, а сейчас как
тараканы расползаются. Сейчас, батюшка, сам знаешь - жить не при чем: ни
земли, ни прибытка. Что ты сделаешь на душевом осьминнике? Мы вон тоже
спокою и день и ночь не знаем, а завтра, может, с голоду сдохнем.
Приходится думать, батюшка, как бы самому мне не пришлось на сторону уйти.
Дед сначала как-то растерялся: его поразила речь сынабольшака. Таких
слов от него, всегда молчаливого и как будто всегда согласного с ним, он
не ожидал. Потом лицо его стало черным, борода запрыгала, и он весь
взъярился. Его потрясал гнев, и я ждал, что он бросится на отца и начнет
его бить. Но он обернулся на иконы и перекрестился, медленно и трудно.
Казалось, что у него даже кости затрещали.
- Царь небесный, владыка милостивый! Не допусти до черного слова,
огради меня от дьявола.
Он спокойно взял железную кружку, из которой пил квас, и ударил ею по
голове отца. Она зазвенела, и сразу же на коже отца появилась кровавая
полоса. Это было так неожиданно, что отец ошалело вскочил со своего места.
Катя взвизгнула:
- Да ты чего это, тятенька?!
Мать бросила гребень и подбежала к отцу. Донце с дребезгом полетело на
пол. Она стала около отца и безумно смотрела на дедушку. А дед размахнулся
еще раз и хотел опять ударить отца.
- Слушай, когда говорят старики!.. Не перечь отцу, а слушай со
страхом... Кланяйся в ноги!..
Мать плакала навзрыд, хватаясь за отца, и в страхе смотрела на деда.
- Батюшка! Батюшка!.. Прости, Христа ради!..
Отец вырвался из рук деда и, оправляясь и стирая кровь со щеки,
срывающимся голосом, стараясь сохранить достоинство женатого мужика,
говорил:
- Я почитаю тебя, батюшка... Не выхожу из твоей воли... А руки на меня
не поднимай... Не страми перед людями...
Дед топал ногами и визжал фистулой:
- Кланяйся в ноги, арбешник!
Из чулана вышла бабушка и, охая, плакала стонущим голосом:
- О-оте-ец!.. О-оте-ец!.. Не греши, отец... Аль он тебе, Васянька-то,
неспослушный? Опомнись, бай... О-оте-ец!.