"Анатолий Гладилин. Жулики, добро пожаловать во Францию!" - читать интересную книгу авторавдруг заметил, что в классе целенаправленно бьют Волика, еврейского мальчика
в очках. Правда, он был всегда в категории тех, кого бьют, однако сейчас он оказался идеальной мишенью. На одной из перемен я как бы очнулся. После урока я вышел к доске и заявил, что запрещаю бить Волика. Класс дружно загудел: "Но ведь он жид, еврейчик!". Я сказал: "Я тоже еврей". Кто-то не поленился, подбежал к учительскому столу, раскрыл классный журнал и торжествующе прочел: "Гладилин, Анатолий Тихонович, русский". (Для сведений мадамов и месье: в классных журналах обязательно указывалась национальность). Класс радостно захохотал. Я сказал: "Это по отцу я русский, а по матери - еврей". Взял ручку, обмакнул перо в чернильницу, зачеркнул в журнале "русский", сверху написал "еврей". Класс молча встал и гуськом вышел в коридор. Никакие мои слова о равенстве и братстве между народами не произвели бы ни малейшего впечатления. Но со Слоном - тем более, что всем было известно, что я уже полгода занимаюсь боксом в "Спартаке", - никто не пожелал ссориться. Мне было позволено оставаться евреем. Повторяю, это был нормальный класс, в обыкновенной школе страны победившего социализма. В нем учились будущие врачи, инженеры, дипломаты, а мой главный обидчик, с которым мы впоследствии подружились, стал выдающимся киносценаристом. И никто никогда не говорил нам - мол, ребята, общество перед вами виновато, потому что вы живете в коммунальных квартирах, потому что у ваших родителей нет автомашин, потому что вы можете лишь раз в неделю ходить мыться в баню, потому что вы не проводите лето на берегу Черного моря - и т. д., и т. п. Нас учили говорить: "Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!". А я думаю: каким бы страшным ударом было для всех нас, если б нам пятьдесят лет. И на экране мы бы увидели, нет, не респектабельные кварталы буржуазного Парижа, а его так называемые "горячие пригороды", трудный быт современных подростков. И пусть голос за кадром причитал бы о социальной несправедливости, мы бы жутко обиделись. Мы бы почувствовали себя голодными, босыми оборванцами. Ведь такая жизнь, в которую нам позволили заглянуть, нам не снилась даже в самых сладких снах. * * * О школе узнаешь от своих детей. Когда мы приехали в Париж, моя старшая дочь пошла в последний класс лицея. "Папа, - рассказывала она, - первый урок в школе никогда не начинается вовремя, ибо все ученики должны друг с другом перецеловаться, по два или по четыре раза". Однажды я подъехал за дочерью к лицею и видел всех ее одноклассников. Невольно вспомнилась советская песня: "Дети разных народов, мы мечтою о мире живем!" Белый букет красиво оттенялся желтым и черным. К моменту, когда моя младшая дочь пошла в колледж, Париж сильно почернел, но целоваться перед уроками еще продолжали. К тому же мне удалось через парижскую мэрию получить для моей младшей дочери и ее матери муниципальную квартиру в хорошем районе, и я был уверен, что у девочки проблем в школе не будет. В какой-то очередной мой визит к дочери я застал у нее черную девушку, похожую по своим размерам на знаменитую советскую олимпийскую чемпионку по толканию ядра - Тамару Пресс. |
|
|