"Анатолий Гладилин. Прогноз на завтра (Повесть)" - читать интересную книгу автора

в вагоне метро - да, тот самый старичок, что сидел напротив.
Все лица людей, которых мы когда-то встречали, фиксируются в нашем мозгу.
Мы этого сами не знаем, но это так. Ленты микропленки хранятся в нашей
голове, их никогда не проявить, но они существуют и мстят нам за нашу
забывчивость. Поэтому все неодушевленные предметы имеют для нас свое
человеческое лицо.
И даже на небе облака нам корчат рожи. Они появляются в казацких шапках с
окладистой бородой или расплываются легким шаржированным профилем нашего
соседа.
Но зачем так высоко забираться? Каждый лист на дереве может состроить
любую гримасу.
Присмотритесь внимательнее.
Дома новостроек вытянулись как солдаты с одинаковыми послушными
физиономиями.
Азиатский разрез глаз у нового рынка в Черемушках.
У Малого театра сытое выражение толстой пожилой женщины с сонными глазами.
А сухопарые дома на Новом Арбате - вставные челюсти Москвы - те, что
находятся справа, если ехать от центра, стоят болваны болванами.
У всех машин слегка вытаращенные глаза, словно они еще не могут отдышаться
от быстрого бега. Ощеренное лицо "Волги" и беззубая улыбка "Москвича".
Даже тупые морды троллейбусов и те разные. Один помятый, как после запоя,
с подбитым глазом. Другой - новенький, лоснится от самодовольства. Третий
сложил дуги, как длинные уши, присел перед прыжком, выжидает.
О животных и говорить нечего. Мордочки кошек напоминают лица знакомых
женщин (у каждого свои ассоциации), а все собаки глядят глазами
сослуживцев. В длинноногой, неврастеничной борзой с настороженными ушами я
узнаю - это мой ночной кошмар - своего начальника.
Мы входим в свою квартиру, и сверху притаившийся электросчетчик
облизывается красным языком.
Дверная ручка скосила глаза на свой большой, искривленный, совсем не
арийский нос.
Шкаф доступен, беззащитен, сосредоточен на своих мыслях, разложенных по
полочкам.
По-наполеоновски нахлобучив трубку, как треуголку, следит за нами телефон.
Чемодан, плотно сжав губы, весь ушел в себя.
Кофейник гордо подбоченился и лихо сдвинул крышку набекрень.
Уж на что унылое рыло у телевизора, а ведь тоже - как идиот от рождения, с
большим пустым лбом, - изображает из себя мыслителя.
Ботинки со шнурками, потупясь, выглядывают из-под кровати. У всех моих
ботинок всегда одно выражение: они разбиты жизнью, изношены, хотя иногда и
пытаются скрыть это под внешним глянцем.
Кровать, словно проснувшись, приподняла голову...
Но хватит. Попробуйте вспомнить лица своих близких, представить их
застывшими, как на фотографии. Нет, выражение лиц меняется, колеблется,
принимает сотни оттенков. Устоялись, неподвижны лица только тех, кого уже
нет. Давно нет. Они врезались в нашу память, но это - копии последней
карточки, что глядит на нас со стены крематория.
Теперь закройте глаза. Давайте вспомним свое лицо.
А имеем ли мы свое лицо?