"Марк Гиршин. Дневник простака: Случай в гостинице на 44-й улице " - читать интересную книгу автора

никакого внимания, рассказал, какой успех имело недавнее его выступление
перед читателями, и что из нескольких городов он уже получил приглашение
выступить. У сатирика было несвежее лицо, как будто он забыл умыться утром
после сна, и одет он был тоже неряшливо. Несмотря на свой вид, он производил
впечатление. И думаю, потому что из него так и перли самоуверенность и
нахальство.
Когда же он сказал, что один известный американский писатель лучше в
переводе, чем в оригинале, и стало быть, переводчик важнее писателя, я,
чтобы позлить его, выпалил, а все-таки собака вертит хвостом, а не наоборот!
Вдруг он стал кричать на меня, нагло, беззастенчиво, я был совсем ошарашен,
а он кричал и размахивал руками, как у себя дома. Наверное, моего голоса
совсем не было слышно. А эмигранты в приемной одобрительно кивали сатирику,
ведь в существе спора они не в состоянии были разобраться.
Мне было стыдно, но я не мог заставить себя встать и выйти. А ожидающие
в приемной улыбались, наслаждаясь моим растерянным видом. Только одна
секретарша мне посочувствовала, она объявила, что меня вызывают, таким
голосом, как будто это известие должно было принести мне облегчение. И
правда, я был рад поводу уйти.
Служащий ОМО, который мною занимается, каждый раз меняет рубашку и
галстук. Всегда, когда я прихожу, на нем другие. Красивые. Я в Союзе таких
достать не мог. Костюмы, по-моему, тоже. Разговаривает и все время пыхтит
сигарой. Не знаю, эмигрант он или американец, по-русски он говорит, как я.
Но наверное все-таки американец, эмигранты сигар не курят и так не
одеваются. И видно, каждый день принимает душ, пахнет от него какой-то
освежающей эссенцией. Мне Рита говорила, как она называется, но я забыл.
Когда я закончил разговор и вышел в коридор, я опять увидел сатирика.
Теперь он возмущался, что приходиться каждый раз сюда ходить просить деньги,
а в Москве, он сказал, у меня были месяцы, когда знаете, сколько я получал.
Вот! Он широко развел руки и назвал огромную сумму. Мне уже так была
неприятна эта потная небритая морда, что я отошел в сторону, чтобы не видеть
и не слышать его. Тут юркий паренек в курточке и смешной кожаной кепке
подмигнул мне: он меня забыл, мы с ним когда-то в концерте выступали. Мне
было приятно, что кожаный паренек, свидетель моей стычки с сатириком,
обратился ко мне, не проявляя интереса к моему врагу. Мы еще поговорили с
пареньком, я попросил у него телефон и дал ему свой, потому что думал, что
мы с ним можем подружиться.
На улице моя обида притупилась, и я вернулся в гостиницу почти с
хорошим настроением. Еще меня утешило, что мой враг значительно старше меня
и все время поправлял пальцем вставные зубы, значит, жизнь его не так уж
приятна. Утром я даже позвонил ему, представившись придурковатым читателем,
и спросил, где я могу достать билет на его вечер, потому что кого ни
спрашиваю, мне говорят, не знают такого сатирика. Я потом ругал себя за этот
звонок, потому что у меня из-за него опять испортилось настроение.
Во-первых, выяснилось, что у сатирика привлекательная жена, я судил по
голосу, она позвала так мило, протяжно: "Ви-ить, тебя!..", слышно было
детское топанье и голос ребенка, счастливая семейная жизнь. И потом он очень
скоро раскусил, в чем дело, сначала только недовольно хмыкал, как человек,
которого оторвали oт дела, потом сказал: "Привет!" и положил трубку. Глупо
себя веду. Зачем мне этот сатирик?