"Лев Владимирович Гинзбург. Бездна " - читать интересную книгу автора

...Когда "операция" закончилась, Скрипкин сказал Федорову:
- Картина очень тяжелая, давай едем домой... Федоров ответил:
- Ты что, с ума сошел? Расстреляют и нас и семьи наши...
Вечером Федоров затащил Скрипкина на склад, где лежали вещи убитых.
Барахло было не бог весть какое - Скрипкин ждал большего, - все же они
потихоньку, чтоб не заметили немцы, выбрали себе каждый по костюму
двубортному, а Скрипкину достались еще и детские распашонки, правда сильно
испачканные кровью.
Придя в казарму, они выпили - после "операции" полагалась водка, - и
Скрипкин вспомнил о доме, представил себе, как обрадуется жена, получив от
него посылку, и на душе у него потеплело...
Так убийство стало его профессией. Три года подряд он расстреливал,
вешал, заталкивал в душегубки - долговязый человек в крагах и сером пиджаке.
И раз уж он убивал и раз уж у него была такая служба, то он хотел, чтобы это
было не за "здорово живешь", не задаром, а чтобы хоть что-то нажить на этой
работе. [70]
В зондеркоманде, среди карателей, Скрипкин слыл одним из самых
"богатых": чего он только не напихал в свой вещмешок, пройдя пол-Европы!
Став помощником командира взвода, он других карателей просто "доводил"
своей требовательностью, во все совался, ни одна почти операция не проходила
без его личного участия... Здесь, в этой страшной команде, которая колесила
по дорогам войны, Скрипкин почувствовал оседлость, проникся солидностью
своего положения, и хотя его власть распространялась всего лишь на
нескольких изменников, все же это была власть, и он дорожил ею.
На третьем году Скрипкин увидел, что война немцами проиграна, все летит
к черту. Тогда он решил начать новую жизнь, подался к американцам, но в
горячке первых послевоенных дней был американцами передан на советский
фильтрационный пункт, где его разоблачили как "бывшего полицейского" и на
десять лет отправили на Колыму...
Работал он там, говорят, неплохо, но ни лагерное начальство, ни
товарищи по заключению не знали, конечно, что покладистый и болезненный
Скрипкин - величайший злодей, на счету у которого много сотен, а может быть,
и тысячи загубленных человеческих жизней.

Один только Скрипкин знал о себе все.

И вот в феврале 1963 года в Краснодаре, на допросе, я вижу Скрипкина.

У него длинные руки, косой нос, весь он какой-то складной, как нож, -
можно, кажется, сложить пополам его ноги, руки, длинное туловище...
...Его ввели сонного, заспанного; синий свитер, серый потертый пиджак,
волосы зачесаны гладко назад. [71]
Уселся за столик, скрестив длинные, в кирзовых сапогах ноги. Я смотрю
на его скучающее лицо, на то, как больничными, чистыми пальцами он вертит
спичечную коробку, выслушивает вопросы следователя и отвечает покладисто,
односложно.
В Краснодаре, в тюрьме, его лечат, возят в городской тубдиспансер на
"поддувание" (пневматоракс), следователь ведет допрос беззлобно:
- Так давайте уточним, Валентин Михайлович... И он уточняет:
- Во время расстрела я помню такой случай. Среди арестованных