"Нодар Джин. Повесть об исходе и суете" - читать интересную книгу автора

- Милости просим за угол - в США! - воскликнула будка и вернула
документы.

4. Самое редкое из прав - на неприкосновение

Обняв дочь за плечо, я с женой завернули за угол и вступили в США, где
за просвечиваемой солнцем стеклянной дверью я разглядел в толпе родившую
меня в Союзе мать, а рядом с ней - ею же и там же рожденных братьев.
В ту ночь я не смыкал глаз. И не потому, что уже не хотелось в обжитую
пустыню сна: мне было некогда. Голова моя шла кругом от мельтешащих в ней
неясных догадок, а душу распирало от новых желаний. Было ощущение, будто
смотрю в трубку с многоцветными стеклышками: перекатываясь меж зеркалами,
они выстраиваются в узор, от которого - в удивительном страхе перед
красотой - захватывает дух. Но едва шевельнешь трубкой - и этот хрупкий узор
рассыпается, хотя глазу горевать некогда, ибо на месте прежнего возникает
иное чудо.
Таковым я представлял себе мое вхождение в Америку, и таковым же оно
вспоминалось мне в бессонную ночь, завершившую собой начальный день нового
существования.
Эта новая действительность, как она мне предвиделась в старой и как
предстала в начальный день, недоступная в своем великолепии, обещала самое
редкое из прав - право на неприкосновение к ней.
Первые же ее образы, однако, и породили подозрение, что обретаемое мною
право является ее собственным условием. Подозрение, что мне будет позволено
лишь наблюдать ее со стороны - и не больше.

5. Выстрелил в Бога, но промахнулся

Из аэропорта все мы, шесть петхаинских иудеев, набившись в старый
Линкольн, приехали в русский квартал Квинса, где в двухкомнатной квартире,
которую снимали братья с матерью, мне с семьей предстояло прожить какое-то
время.
Квартира была набита людьми, виденными мною на улицах Петхаина. Помимо
них толкались и шумели квинсовские соседи братьев, понаехавшие из других
мест.
Со стены напротив входной двери глядели на меня дед и отец. Глядели
растерянно: то ли не ждали в Нью-Йорке, то ли, наоборот, не понимали - что
делают тут сами. Подойдя к ним ближе, я увидел в стекле свое отражение:
взгляд у меня был таким же растерянным.
В квартире стоял запах жареных каштанов и незнакомого дезодоранта.
Знакомые "репатриантки", широко раздавшиеся формы которых
свидетельствовали о гастрономическом изобилии в стране, смеялись, слезились
и тискали в объятиях мою тринадцатилетнюю дочь и жену. Дочь они заверяли в
том, что за последние полтора десятилетия она повзрослела, а жену утешали
громкими клятвами, будто, напротив, время сделало ее моложе.
Знакомые "репатрианты" целовали меня по кавказскому обычаю,
рассказывали о благочестии моих предков и советовали быть начеку с
работниками благотворительных организаций. Они, дескать, норовят обидеть
беженцев - урвать у них законные привилегии.
Особенно усердствовал Датико Косой, который в Петхаине дважды из