"Нодар Джин. Повесть о глупости и суете" - читать интересную книгу автора

Утром, у входа в ванную, меня поджидала Ирина. Сперва объявила, что ее
сердце принадлежит киноактеру Траволте, а потом вдруг предложила мне все
остальное. Не дожидаясь ответа, добавила, что не спала обе ночи и пригрозила
разгласить мою с Любой тайну, если такая же не свяжет сейчас и нас с ней.
Растирая виски и захлебываясь от смешанных чувств, о которых
рассказывал мне мексиканец, я подавил в себе страх и пообещал ей, что стану
"секретничать" с ней только завтра, когда Люба уйдет в отель. Потом -
благодаря окольным вопросам - выяснил, что она питала ко мне не презрение,
а, напротив, уважение. Кстати, по неожиданной причине: ей вдруг стало
известно, что я никогда еще не ограничивал свободу собственной дочери, ее
ровесницы.
"Мои предки - форменные свиньи!" - призналась Ирина.
Неделю назад она, оказывается, познакомилась с бравым сальвадорцем,
похожим на Траволту, но вверить ему себя не успела, ибо, пронюхав об этом
намерении, Гена запер ее в квартире.
"Он посадил меня под арест! - возмущалась Ирина. - А мне нельзя жить
без свободы: я ведь молодая... Мне пока надо, чтобы воскресенье было каждый
день, а не только в воскресенье: я ведь молодая... Мне жизнь нужна, чтоб она
была только хорошая, а не хорошая и плохая одновременно! Я ведь молодая!"
Войдя, наконец, в ванную, защелкнув за собою дверь и опустившись на
унитаз, я задал себе давний вопрос: зачем это природе понадобилось
усовершенствовать людей, то есть, например, меня, настолько, чтобы их, то
есть, опять меня, тошнило от собственной же нечисти, нравственной и
телесной? Зачем все-таки самая грязная из дорог ведет к самому себе?
Через пару минут, однако, стоя под душем, я с облегчением вспомнил
давно же установленную мной истину, что, подобно большинству людей, я в
целом - приличный человек. И что дорога, идущая ко мне, не обрывается, а
проходит сквозь мою плоть и сознание и петляет дальше, к другим таким же
людям, не лучше.
Вот, скажем, возникли на ней новые люди - ялтинские беженцы Краснеры.
Не я - на их дороге, они - на моей. Из-за чего, спрашивается, мне должно
быть совестно перед Геной? Все очень прилично: я свалил за него английский,
без чего он никогда бы не стал собой, акушером-гинекологом Краснером, а
взамен он на несколько дней одолжил мне самого себя.
Или, скажем, Люба Краснер, жена. И здесь все прилично. Кем я, доктор
Краснер, ей прихожусь? Не законным ли мужем? И стоит ли суетиться: ах нет,
никакой ты не Краснер, все это - фарс, ты - это ты, то есть человек,
который, дескать, временно притворился им, доктором Краснером. Что все это
значит, - "я", "не я"? Что такое, во-первых, "я"? Не такая же ли условность,
как "не я" или "он"? И тоже ведь - условность не вечная! И разве все сущее
вокруг - не зыбкая проекция наших настроений и мыслей? Причем, - изменчивых!
Действительно, если подумать, мир полон вещей, которые мы отличаем друг
от друга тем, что каждой даем условное имя. Достаточно забыть имена или
пренебречь ими, достаточно перетасовать слова в голове - и мир мгновенно
меняется!
Слова правят мирозданием и обозначения! Почему это, например, я не могу
зваться - то есть быть - Геной Краснером? И, следовательно, спать с Любой?
Не удивился же статный индус, когда узнал, что я - Краснер! Не удивились
ведь и другие! Да и кто на свете не поверил бы, будь я с самого же начала не
я, а доктор Краснер? Все поверили бы! Даже сам я!