"Нодар Джин. История моего самоубийства" - читать интересную книгу автора

сперва всучить соплеменникам свои Заветы, а потом подбить все племя на
бессодержательные скитания по суше, связанные с причинением неудобств другим
племенам.
Решить задачу я не успел: старики на помосте оттеснили меня и зычно
дернули молитву, набросившись на нее так жадно, как если бы боялись, что она
вдруг закончится. Особенно усердствовал Хаим, который, приплюснутый к тумбе,
тыкался носом в свиток Торы на ней и был этим явно недоволен, но толкался
назад и, вытягивая, как петух, голову, хвалил Бога раздраженным голосом:
Барух шем кебодо малхут лехолам вахед... Господи, послушай же! сюда, вот он
я; ниже, ниже! да славится имя Твое, Господи, от края земли до другого края,
слышишь?
Кричал и Ричард, хотя, в отличие от близнеца, не сомневался, что его и
видят, и слушают: крикнет фразу и чинно качнет папахой, - это, дескать, и
имею Тебе сказать! Ты властелин надо всеми народами! поверь, Тебе я не
совру! надо всеми, без исключения! даже над чеченцами! и, кстати, во все
времена - ночью, днем, зимой, летом! послушай меня, - кто Тебе еще скажет
правду?! не эти ведь пердуны! они говорят, чтобы что-нибудь сказать, а я
раздумываю! ночью, днем, зимой, летом, - всегда, одним словом!
Голосили вовсю и остальные: одни - с прикрытыми веками, другие,
наоборот, не моргая и не отрывая взгляда от потолка в надежде перехватить
первыми ответный взгляд Властелина, а один из них, обок со мной, отчаянно
жестикулировал, пиная при этом локтем то меня, то треножник. Тоже восхвалял
Господа, но в его тоне сквозила жалоба: да, Господи, не спорю - Ты всесилен
и тому подобное, а я говно! но, с другой стороны, у меня - свои права! и
потом - отчего это Тебе кажется, будто истины Твои непостижимы, а мы их не
достойны?! не все же кретины, - выскажись! а нет, - я скажу: мир Твой -
полный бардак! Ты оглянись вокруг! не спорю, - профессионал: за шесть суток
все это сварганить! но зачем было одно с другим смешивать?! евреев,
например, со всеми остальными! и потом - насчет седьмого дня: не надо было
отваливаться на спину и притворяться, будто все уже прекрасно! все следовало
лучше отшлифовать; главное, как в музыке, знаешь, - детали! не ложь,
например, - с нею не справиться, ну ее на фиг! - а неточности! меня
раздражают именно мелочи! взгляни хотя бы на этого кретина с аппаратом;
пустяк вроде бы, но этот пустяк бесит, а у меня - права!... И стал толкаться
сильнее.
Я сложил треножник, убрал камеру, и мне стало легче, - просторней
внутри. Не хотелось больше хорониться за холодным видоискателем и
останавливать мгновения. Всякое остановленное мгновение, обрывая связь с
предыдущим и последующим, обрекает их на забвение, тогда как само по себе
порождает потом - в памяти или на фотобумаге - усмешку. Только душа не
позволяет рассекать время, и потому только в ней не пропадает ни одно из
мгновений: каждое новое сливается с прошедшим и с будущим. Потому и только
душа никогда ни над чем не издевается, и все на свете - все пространство и
все время - роднит в сплошной, нерасчленяемой на части, любви.
Отделившись от камеры, я закрыл глаза, - и в душе моей стал проступать
сквозь мрак знакомый мне с детства мир, очарованный гулом молитвенных
завываний. Глубоко внутри завязалось желание ощутить связь не только между
мгновениями, скопившимися в моей душе за всю жизнь, но также между этими
мгновениями и временем, не связанным со мной. Эта тоска была мне не вновь, и
я затаился в ожидании знакомого удушья, - когда уже не вздохнуть без