"Нодар Джин. История моего самоубийства" - читать интересную книгу автора

-- А почему не переедет в Грозный? -- спросил я его.
Ответил теперь, наоборот, Хаим: пригнулся, поднял с базальтовой плиты
валявшуюся там связку ключей и сказал:
-- Я говорю ему то же самое: вот тебе ключи от квартиры, пусть
приезжает и живет. А он третий год упирается: не доверяет! -- и,
воодушевленный помышлением о лезгинке, подбросил связку в дрожащий луч
солнца, но уже не промахнулся.

16. Смешное не лежит на поверхности


Перезвон ключей, силившихся вырваться из связки и разлететься в разные
стороны, высек в моей памяти мимолетный кадр из американского фильма с
Богартом. Возникло неотложное желание убежать и жить не своей жизнью. Или -
что то же самое - прокрутить ее далеко вперед, в мои американские годы, -
так, чтобы вся эта сцена со стариками оказалась бы вдруг полузабытым
прошлым; чтобы пленка с заснятой на ней грозненской синагогой уже выцвела на
полке в моей нью-йоркской квартире, а сам я, подобно Хаиму, подбрасывал
ключи от запертого за собой прошлого и сознавал, что мудрость заключается не
в поисках мудрости, а в добывании смеха. Именно в добывании, ибо, в отличие
от печального, смешное не лежит на поверхности, хотя все на свете либо уже
смешно, либо станет таковым.
Эта мысль возникла тогда потому, что захотелось выскочить наружу и
расхохотаться как над собою, не усидевшим дома и пустившимся в поиски
заброшенных молитвенных домов, так и над девятью стариками, отказавшимися
возвращаться в собственные жизни после сорокалетнего странствия и ютившимися
в узкой пристройке, откуда - за неимением более волнующего маршрута - они,
должно быть, трижды в день ковыляют в зал, на свидание с Господом.
Выяснилось, однако, что молятся старики не в зале, а в пристройке: нет
кворума. И не вместе, а вразброд, каждый сам по себе. Что же касается
Ричарда, он молится редко: во-первых, - лень, во-вторых, - мало смысла, а
в-третьих, - в Нальчике, где его ждет лезгинка, синагога вдвое больше
грозненской. Последний довод породил у меня вопрос, который Ричард и
сформулировал:
-- Ты думаешь - какого хрена я тут ошиваюсь, если в Нальчике у меня
жена и синагога, а здесь - только эти пердуны. Правильно? Нет! Вопрос
правильный, а ответ неправильный: знаешь не все.
И, набрав в легкие воздух, Ричард принялся сообщать мне то, чего я не
знал. Сообщал долго, потому что сначала его перебивал только Хаим, но вскоре
этим стали заниматься и остальные: спорили, бесились, оскорбляли друг друга
и пинали локтями в грудь. Потешное заключалось в том, что твердили все одно
и то же, причем, одинаково громко. И пока стоял шум, я, не вникая в смысл
этой перебранки, обобщал происходившее в абстрактных образах: человек
относится к себе так серьезно, что высказываемая им банальная истина кажется
ему всегда личной и волнующей.
Перебивая даже самих себя, каждый из стариков старался довести до моего
сведения, будто времена наступили скверные, и евреев не жалуют уже и на
Кавказе: аборигены утратили сразу и рассудок, и стыд, стремятся выжить
евреев с насиженных мест, но когда те снимаются с этих мест, аборигены -
что? - обижаются и - что еще? - сердятся. Ненадолго, правда, - до тех пор,