"Нодар Джин. История моего самоубийства" - читать интересную книгу автора

-- Ее тут все знают, -- кивнул он и снова поднял стакан. -- Давай
сейчас за нашу личную дружбу!
-- Почему же ее все знают? -- продолжил я.
-- Ну не все, а у нас в Лумумбе. Работает с африканцами.
-- Ей нужны деньги? -- удивился я.
-- Тебе все еще плохо, -- предположил Ворошилов. -- Деньги всем нужны.
Как правило, - из денежных же соображений. Но не суетись: она - только с
неграми!
-- А, значит, ей, может быть, нужны не деньги?
-- Ну, если сказать, что ей нужны за это и деньги...
-- Слушай, Ворошилов, -- остановил я его, -- перестань умничать: давай
скажу тебе умные слова я!
-- Твои? -- насторожился он.
-- Не бойся, не мои. Я хотел спросить про любовь, но никогда, сказано,
не спрашивай что такое любовь, ибо ответ может напугать.
-- Да? -- произнес Ворошилов после паузы и опустил стакан на стол. -- А
ты про кого? Объяснишь?
Объяснять было нечего; я сам не понимал этих слов, а потому произнес
еще 10 чужих слов, которые предварил 11-м, своим:
-- Ворошилов, люди, которые понимают только то, что можно понять,
понимают мало.
Ворошилов не понял меня, но выпил.
...Подумав теперь над этими словами и проводив взглядом подталкивавшую
негров Аллу в задний салон, я крикнул:
-- Габриела, у вас тут есть выпить?
-- Отсюда не слышу: шумно! -- откликнулась стюардесса.
Я опять выбрался из кресла и подошел ближе:
-- Спрашиваю есть ли у вас водка?
-- А не могли бы подождать?
-- Нет, -- признался я.
-- Сейчас я занята, -- и пропустила вперед мужчину моих лет,
столкнувшегося со мной лицом к лицу: войлочный берет, ниже - пенсне, а еще
ниже - бабочка. Это лицо, менее характерное, чем атрибуты на нем, осмотрело,
в свою очередь, мое и произнесло:
-- А я знаю вас. И - как помочь. Я - профессор Займ!
-- А! -- посторонился я. -- Милости просим, профессор Займ! Раз уж
знаете меня, представляю вам Габриелу!
Габриела ослепила гостя блудливой улыбкой:
-- Так вы и есть профессор Займ? Очень рада! Я же вас видела по
телевизору! Очень правильно вы говорили, кстати!
От волнения Займ покраснел и убрал пенсне:
-- Спасибо, Габриелла! Великолепное имя: Габриелла!
-- Там у меня только одно "л".
-- Виноват! И очень польщен! И что же вам, Габриела, понравилось в моем
выступлении?
-- Сейчас не помню, но помню, что - очень правильно!
Я рассердился, и сердце мое забилось всюду одновременно. Судя по
восторженному блеску в ее глазах, скользнувших по статной фигуре профессора,
философию стюардесса готова была принести в жалкую жертву политическим
комментариям. Рассердился и на Займа: без пенсне он смотрелся моложе.