"Нодар Джин. История моего самоубийства" - читать интересную книгу автора

-- Его погнали, -- и еще раз виновато улыбнулась. -- В армии пошел в
партию и пришел туда, но недавно погнали. Не из-за меня. Я всегда ходила в
синагогу, но никто его не трогал, пока сам не стал ходить. Он в Бога не
верит, но куда ему еще идти? А его вызывали, предупреждали. Уже не
переживает; нельзя: у него сердце.
-- А сколько детей?
-- А никогда не было, -- и, смутившись, старуха потеребила цыплят. --
Тут уж я виноватая. Но он и не хотел.
Молитва закончилась, и старики, сбившись в кучу, начали что-то
обсуждать. За дверью стало совсем темно и пустынно. Мне захотелось выпить
водки, но идти было некуда.
-- Слушай, -- сказал мне толстый Маткин. -- Тебе есть где ночевать в
Вильне? Год назад мы оставили бы тебя тут, но сейчас...
-- Запрещают?
-- Прошлой весной, -- ответил Смирницкий, -- мы оставили одного аида из
Ташкента, а наутро вместе с ним пропала одна из Тор. Они везут их в Израиль
продавать.
-- А у вас что, много Тор?
-- У нас в Вильне было семь синагог даже после войны. Потом все
закрыли, и мы перевезли Торы сюда.
-- А что было до?
-- А до было... Ой, не стоит! До войны нас было много: немцы убили в
Вильне сто тысяч наших, не меньше.
-- Послушай, -- вмешался Маткин, -- если ночевать тебе негде, иди к
Смирницким. Только дай им пятерку.
-- Конечно! -- сказал я, полез в карман куртки, вытащил пачку
десятирублевок и отстегнул один лист.
Фима оглянулся на жену и, убедившись, что она занята цыплятами,
воровато скомкал бумажку в руке.

10. А глупость необходима


Улица, ведущая к квартире Смирницких, была выложена булыжником,
светящимся, как рыбья чешуя. Отовсюду, из глаз кошек, из люков, из окон, -
вылезала ночь. Оглядываясь по сторонам, я старался запомнить подслеповатые
домишки, которые устали существовать и которые наутро я собирался
сфотографировать так, чтобы в снимках проступил обволакивавший меня дух
вселенской лени. Смирницкие семенили впереди и молчали. Время от времени
Фима останавливался отдышаться, а старуха подправляла в сумке прикорнувших
цыплят.
За углом, возле магазина с пустой витриной, в подножье дощатого забора,
у лужи, в которой валялась бутылка из-под водки, посапывал на боку
мускулистый мужчина. Сидя на корточках, за ним наблюдал маленький мальчик, а
в конце забора, спотыкаясь и цепляясь за него, брел к нам еще один мужик.
Поминутно останавливаясь, он бубнил под нос одну и ту же фразу: "Все
правильно, все пра-льно". Как всегда при виде беды, у меня возникло чувство
вины. И откуда это у меня, подумал я: от отца, - от социализма, или от деда,
- от еврейского Бога? По приходу домой, когда я вытащил из сумки водку и
глотнул ее, Смирницкий сказал старухе: