"Нодар Джин. История моего самоубийства" - читать интересную книгу автора

-- Что лучше, - что "почти" или что "грузин"?
-- По-моему, - что из России, но из Грузии. Вы меня сбили, я ведь к вам
с простой просьбой.
-- Догадываюсь: "в присутствии звезд - вы все-таки из России - не
храпеть, не сопеть, не вонять и на стенки не плевать!"
-- Ой, что вы! -- испугалась теперь уже Габриела. -- Здесь одна
деликатная старуха... Видите, с сумкой? В этой сумке - не поверите! - живые
цыплята! Я ей объясняю, а она свое: "плиз" да "плиз"! А я не говорю
по-русски, -- и поправила в лифчике взволновавшуюся грудь.
-- Конечно! -- взволновался и я, а выбираясь из кресла, бросил взгляд
на ее подрагивавшие бедра. -- Условие: дайте мне поучить вас русскому! Когда
вернусь в Штаты.
-- Вы серьезно? Давайте в Москве! У меня есть два дня. Но лучше
философию: язык так быстро не выучить! -- и рассмеялась.
Свое уважение к ответу я выразил в том, что сжал стюардессе налитую
горячей кровью мышцу выше локтя:
-- Извините за словоблудие: такой день! Первый - в оставшейся жизни!
-- У меня каждый день такой! А на этих рейсах кажется, что и последний!
Уже цыплят начали таскать сюда! А потом - туда!
Я увязался за ней внушать старушке, что на московской таможне цыплятам
учинят страстный обыск, и те подохнут от стыда, поскольку, в отличие от
меня, не способны мыслить абстрактно. Но увидев ее, я опешил: Поля
Смирницкая!
...Зимой 79-го, приехав в Вильнюс, я с поезда поспешил в синагогу
недалеко от вокзала. Стремясь поспеть к вечерней молитве, молиться я не
собирался: вместо талеса и кипы в моей заплечной сумке лежали литровая
бутылка домашней водки и потертая фотокамера "Практика". Бросив работу и
забросив семью, я уже второй год колесил по стране из города в город, ночуя
где попало, - в квартирах случайных спутниц по поезду, в заброшенных
товарных вагонах, в синагогальных пристройках, и лишь в крайних случаях - в
гостиницах или у знакомых. Я жил тогда тайной, бродяжнической жизнью,
населенной подлецами и праведниками, брехунами и мыслителями, кутилами и
скрягами, убийцами и добряками, замерзающими в жару стариками и буйствующими
в стужу самками. Чего искал - не ясно и сейчас: поиск несовместим с понятием
смысла, и по-настоящему живешь только когда живешь, чтобы быть живым. Но
поскольку жизнь ограничена во времени и пространстве, я постоянно измышлял
цель, движение к которой рождало иллюзию упорядоченности бытия. Каждый раз,
однако, приблизившаяся цель обнаруживала свое истинное, глупое, естество, -
и ликование по случаю добытого трофея сменялось опустошенностью,
испытываемой школьником, напевшим учительнице музыки заученный гимн и
получившим пятерку.

8. Действительно ли изгнание есть беда, а исход - праздник?...


...В 22 года я умирал от сердечной болезни и выжил, наверное, благодаря
дерзости, воспитанной во мне любовью моего деда. Поразившись моей живучести,
врачи, однако, не решились отпустить мне больше 10 лет. Все эти годы меня
обуревала жажда быстрого успеха у мудрецов, женщин, друзей и властей. По
истечении срока я, как выяснилось, добился всего, что умел хотеть. Если бы