"Нодар Джин. Повесть о любви и суете" - читать интересную книгу автора

католической церковью.
Лёгкий теперь, как флакон на волне, мозг мой прибило к католикам: а их
в Англии меньше потому, что они потребляют юмор реже, чем протестанты.
На откатной волне мозг поправился: дефицит смеха обостряет любую веру.
Следующую поправку внесло зрение: вторая строчка на щите призывала
"молиться в будни, чтобы избежать толкучки в Рождество."
Рассмеяться не успел я из-за третьей: "Настоятель церкви - отец Стив
Грабовски".





4. Смерть исправляет человека


Своего Стива Грабовского я описал в повести скудно. Передвигался,
дескать, с равнодушием буйвола и скрывался за лицом, вылепленным из жёлтого
мыла.
Отца поэтому я рассмотрел детально. Вдобавок к описанному, шея у него
была тонкой, с большим волосатым кадыком, а мыло - стёртым. Не совсем
удалась Господу и голова: квадрату не хватало безукоризненности. Глаз я не
разглядел: то ли их уже изъела моль, то ли они - если и были - сидели
глубоко.
Я велел себе запомнить про козырьки надбровий, а священнику, пребывая в
замешательстве, объявил, что, пусть и атеист, зашёл примериться к
католической вере.
Он выказал полное к тому равнодушие, но усадил меня на мраморную полку
рядом с алтарём и поинтересовался происхождением моего акцента. Услышав,
что, хотя дед мой был грузинский раввин, я практиковал марксизм, Грабовски
качнул квадратом и сообщил, что он тоже из Польши, что у него тоже есть
акцент и что он тоже был психиатр, но, не добившись в Англии лицензии врача,
стал работать в церкви, ибо у него тоже дедушка был ксёндз.
Правда, сам он, подобно мне, считал себя раньше атеистом.
Я ответил, что даже англичане живут с акцентом, поскольку жизнь - это
иностранный язык. Поэтому, мол, страдаю уже третье утро подряд: стоит мне
выбраться из постели - мгновенно тупею. Без видимой причины. А выражается
это в том, что не могу успешно прикончить мерзкого человека.
Грабовски помедлил с реакцией. Потом почесал кадык и рассудил, будто с
убийством никогда не следует спешить, ибо в каждом человеке есть такое,
из-за чего его можно пощадить. Запомнив деталь с кадыком, я возразил: если
вы и вправду так считаете, то не всех пока встречали: есть люди, удивляющие
тем, что хотя они постоянно держат при себе голову, никто её не сносит.
-- Садитесь! -- предложил он, хотя я сидел. -- Почему вам надо снести
кому-то голову?
Объяснять было долго, а признаться, что это ещё и "просто хочется", я
постеснялся. Тем более - находился в серьёзнейшей церкви. Католической.
Восседая рядом со священником, наряжённым в расшитую серебром фелонь.
Восседал я при этом на полке из розового мрамора с бледными прожилками.
В прицельном луче утреннего света, который бил из-под верхней бровки окна,