"Нодар Джин. Повесть о любви и суете" - читать интересную книгу автора



14. Невозвратимость приступа счастья


Богдан не вернулся домой.
Ни в тот вечер, ни через неделю, ни через год. Никогда.
Виолетта, с которой Анна вскоре после отца сдружилась, рассудила, что
если бы Богдана поймали или убили, Анне, жене, об этом бы сообщили.
Поскольку же он по-прежнему был в розыске, значит, скорее всего, жив.
С этим как раз Анне не удавалось смириться. Если бы его убили, ей стало
бы непредставимо плохо, но представить, что - живой - он сбежал и от неё,
Анна долго не могла. Богдан пропал, как если б его и не было. Но раз уж он
был и есть, - то что это могло значить? Только самое непонятное или самое
неправильное.
Могло, например, значить, что, по его мнению, она его, убийцу, не
желает и видеть. Но это не верно. Убил он совсем других людей, не её. А её,
наоборот, любит. Быть может, потому и убил: многие ведь хотят всё как-то так
устроить, чтобы у других тоже не стало сил для счастья и любви.
А может быть, он скрывается от неё потому, что не доверяет и ей? Кому
же тогда? Никого же у него больше нету. А если он не доверяет ей, - то не
доверяет, значит, что? Себя? А не может ли быть, что он согласен никогда
больше её не видеть - только бы ему не было плохо?
А может быть, ничто как раз не изменилось: он скоро вернётся - и всё
будет как было? Не надо только потом никого больше убивать - пусть даже люди
продолжают устраивать мир по-своему. Не может ли всё так обернуться, чтобы -
лучше всего! - происшедшее, то есть плохое, перестало быть? Как если бы его
и не было? Как если бы никто никого не убивал - и хорошее продолжается?
Виолетта отвечала на эти вопросы складно, как доцент Гусев - начиная с
самого лёгкого обобщения. Действительность, мол, не может сделать так, чтобы
её как будто бы никогда не было.
После этого Виолетта шла дальше: по-настоящему Богдан Анну как раз не
любил, потому что, убивая крымских нелегалов, думал не о ней, а о жизни в
целом. И думал о жизни криво, ибо - чего и боялся Гусев - страдал
национализмом. И не зря, кстати, у Богдана, как у дьявола, не хватало ребра.
Заключала же Виолетта самой трудной для понимания мыслью. Мол, если
даже Богдан и был счастьем, то оно - уже "всё, ушло-ушлёханьки!"
С последним выводом Анна начала смиряться не раньше, чем Виолетта
догадалась выражаться категоричней: "Всё, Анюта! Этому счастью - пиздец!
Уеблось-ухуярилось!" Каждый раз при этой фразе в глазах Анны мелькала тень,
которую, по словам Виолетты, отбрасывает только вспышка понимания.
Виолетта объясняла и это: грубость, мол, делает знание силой. И снова
ссылалась на Гусева - но в ином смысле. Признавалась, что в смерти его, кого
- несмотря на беззубость - считала своим счастьем, она убедилась не раньше,
чем поскользнулся водитель похоронного автобуса и гроб с доцентом внутри
"ёбнулся в грязную жижу".
У Анны превращение знания в силу заняло дольше времени - полгода. В
течение этого срока она - вдобавок к раздумьям о Богдане - окончила
техникум, отказалась от денежного перевода из Марселя, нанялась в немецкий
супермаркет товароведом и похудела.