"Вернер Гильде. Непотопляемый "Тиликум" [B]" - читать интересную книгу автора

до самого горизонта простирались летом зеленые луга с пасшимися на них
стадами черно-белых или красно-белых коров. В летние дни небо звенело
ликующими песнями жаворонков. Зимой вся местность была затоплена.
Насколько видел глаз, повсюду над лугами плескалось Северное море. Лишь
дома да дамбы с проложенными на них дорогами чернели над водой.
В морозы первыми замерзали залитые водой луга, а потом уже канавы и
каналы. Луга тянулись полосами шириной всего в несколько десятков метров,
зато длиной до километра. Эти полосы были окружены канавами, которые
вливались в широкие главные канавы (по сути дела каналы) - веттерны.
Вдоль веттерна, по дамбе, шла дорога. По другую сторону канала
располагались все шесть крестьянских дворов нашего Моордика. К каждому
двору вел деревянный мост. Стоит ли говорить, какой жизненно важной целью
было для деревенского мальчишки научиться влетать с лихим разворотом на
подводе с узкой дороги на такой мост, не задевая при этом большущего
углового камня, специально положенного для защиты перил от подобного
маневра.
Благополучно въехав на мост, подвода громыхала по толстым смоленым
бревнам и попадала в большой двор. Крестьяне в Моордике достатка были
весьма среднего, однако любой крестьянский двор на маршах всегда отличался
неким величием, словно корма хорошего брига. Если, конечно, слово
"величие" вообще применимо к мощенному булыжником двору с навозной кучей в
углу и крытым соломой домом.
Двор был около 50 метров в длину и почти столько же в ширину. Каждую
субботу его подметали, это было обязанностью детей. Траву и мох между
камнями мать и прислуга тщательно выпалывали острым ножом через каждые
несколько недель. Главным украшением двора была большая навозная куча
прямоугольной формы, которую отец постоянно заботливо подравнивал. Я с
детства научился уважительному отношению к работе, и это очень пригодилось
мне потом, на парусных кораблях. Всякую работу важно не только хорошо
выполнить, она должна еще и смотреться, иметь законченный вид, я бы даже
сказал - законченную форму. То ли прямоугольную, как четкие линии мачт и
рей стоящего в гавани барка, то ли круглую, как бухта троса.
Аккуратным и налаженным был и наш дом. Люди и животные в мире и
согласии жили под общей длинной соломенной крышей. Впрочем, соломенная
наша крыша была не из соломы, а из камыша, который каждую осень срезали по
канавам и вязали впрок для кровли. На продольных сторонах кровля так низко
свисала над землей, что стоять под ней взрослый человек мог только
пригнувшись. Фасады смотрели на запад и восток, чтобы меньше было
сопротивление вечным западным ветрам.
Дом делился на две неравные части. Большая была отведена под сарай
(впрочем, он же был и хлевом, и стойлом, и еще много чем другим), въезжать
в который можно было прямо с дороги через ворота, достаточно большие для
проезда подводы, доверху нагруженной сеном. Ворота сторожил Гектор, злющий
пес, прикованный длинной цепью к косяку. В непогоду через лаз, проделанный
в стенке сарая, он забирался в свою конуру - набитый соломой ящик.
В сарае с глиняным полом могли поместиться две фуры для перевозки
снопов. Снопы и сено мы сбрасывали с телеги вилами прямо на пол.
Справа, за дощатой перегородкой, стояла наша лошадь. К стойлу примыкали
кладовки для хлеба и для инструментов. По левую руку, за каменной стенкой,
мычали наши коровы. Зимой сумрачный сарай, скупо освещаемый лишь двумя