"Владимир Алексеевич Гиляровский. Сочинения в четырех томах. Том 2" - читать интересную книгу автора

Эти "бабы" - завсегдатаи, единственные посетители трактира, платящие за
право входа буфетчику.
Судьба их всех одинакова, и будущее каждой из них не разнится: или
смерть в больнице и под забором, или при счастливом исходе - торговля
гнилыми яблоками и селедками здесь же на рынке... Прошлое почти одинаковое:
пришла на Хитров рынок наниматься; у нее нарочно, чтобы закабалить ее, "кот"
украл паспорт, затем, разыгрывая из себя благодетеля, выручил ее, водворив
на ночлег в ночлежный дом - место, где можно переночевать, не имея паспорта.
(Это, конечно, не устраивается без предварительного соглашения с хозяином
ночлежного дома.) "Кот", наконец, сделался ее любовником и пустил в
"оборот", то есть ввел в "Каторгу" и начал продавать ее пьяным
посетителям... Прошло три - шесть месяцев, и свеженькая, совсем юная девушка
превратилась в потерявшую облик человеческий "каторжную тетку".
Лет пять тому назад я встретился в "Каторге" с настоящей княжной,
известной Москве по скандальному процессу и умершей в 1885 году в
больнице... Покойная некоторое время была завсегдатаем "Каторги"...
"Коты" здесь составляют, если можно так выразиться, отдельную касту,
пользуются благоволением половых и буфетчиков, живут на вырученные их
любовницами деньги и кражей кошельков и платья у пьяных посетителей, давая
долю из краденого половым...
Вот, посреди комнаты, за столом, в объятиях пожилого плечистого брюнета
с коротко остриженными волосами лежит пьяная девчонка, лет тринадцати, с
детским лицом, с опухшими красными глазами, и что-то старается выговорить,
но не может... Из маленького, хорошенького ротика вылетают бессвязные звуки.
Рядом с ними сидит щеголь в русской поддевке - "кот", продающий свою
"кредитную" плечистому брюнету...
- Говорят тебе, зеленые ноги,[25] у нас много слободней, потому свои...
- Зеленые... зеленые... будет звонить-то, черт-шалава!..
- Нечто не знают тебя... звонить!.. Ты бы лучше...

Здравствуй, милая, хорошая моя,
Чирнобровая, порря-дач-ная... -

грянули песенники и покрыли разговор.
Передо мной явился новый субъект, в опорках, одетый в черную от грязи,
подпоясанную веревкой женскую рубаху с короткими рукавами, из-под которых
высовывались страшно мускулистые, тяжелые руки; одну, без пальцев,
отрубленных или отмороженных, он протянул мне.
- Salve, amice![26] - прогремел надо мной густой бас.
- Здравствуй, Лавров, - ответил я.
- С похмелья я, барин; сделай милость, опохмели, многую лету спою.
И не успел я ответить, как Лавров гаркнул так, что зазвенели окна:
"Многая лета, многая!..", и своим хриплым, но необычайно сильным басом
покрыл весь гомон "Каторги". До сих пор меня не замечали, но теперь я
сделался предметом всеобщего внимания. Мой кожаный пиджак, с надетой
навыпуск золотой цепью, незаметный при общем гомоне и суете, теперь обратил
внимание всех. Плечистый брюнет как-то вздрогнул, пошептался с "котом" и
бросил на стол рубль; оба вышли, ведя под руки пьяную девушку...
- Лета многая, лета, водки ставь! - кончил Лавров, не обращая ни на что
внимания.