"Владимир Алексеевич Гиляровский. Сочинения в четырех томах. Том 2" - читать интересную книгу автора

пятнами по стенам номер, кроватка детей и две белокурые головки.
Ханов энергично повернулся к картонной голове, вращавшей в углу сцены
красными глазами, и начал свой монолог:
- "Послушай, голова пустая, я еду, еду не свищу, а как наеду - не спущу
и поражу копьем тебя - я!" - замахиваясь саблей, декламировал он дрожащим
голосом.
- Это не копье, а полицейская селедка! - громко, насмешливым тоном
крикнул Вязигин.
Ханов вздрогнул и умоляюще посмотрел на говорившего.
Он увидел торжествующий злобный взгляд и гадкую усмешку на тонких,
иезуитских губах Вязигина.
- Браво, Ханов, браво! - зааплодировал Вязигин, а за ним его сосед и
публика.
Ханов затрясся весь. "А жена, а дети?" - мелькнуло у него в голове.
Затем опять перед глазами его Вязигин гадко улыбался, и Ханов, не помня
себя, крикнул:
- Подлец! - и бросился бежать со сцены. Публика, опять приняв поступок
Ханова за входившего в роль Руслана, аплодировала неистово.
Ханов вбежал в уборную и остановился у входа.
Посредине пола, на голой земле, лежала Людмила, разметав руки. Глаза ее
то полузакрывались, то широко открывались и смотрели в одну точку на
потолок. Подле нее сидела ее пьяная мать, стояла водка и дымился завернутый
в тряпку картофель.
Мать чистила картофелину.
"Я не хочу... не хочу, мама... не надо мне ваших бриллиантов...
золота... мы там играть будем... коленкору на фартук... вот хороший венок...
мой венок..." - металась и твердила в бреду Людмила.
- Что с ней? - спросил у матери Ханов.
- Сама виновата... Сама. Говорила я... А теперь картошку ешь!
- А, обе пьяные! - крикнул Ханов и начал раздеваться. Старуха вскочила
со своего места и набросилась на Ханова.
- Как вы смеете?.. Я сама актриса... Я Ланская... слыхали?! Вы смеете?
Я пьяная, я старая пьяница... А она, моя Катя... Ах, говорила я ей,
говорила... Лучше бы было!
И старуха с рыданиями упала на грудь дочери.
Та лежала по-прежнему и бредила.
Слышались слова: венок, букет, Офелия...
Ханов подошел и положил руку на мраморный, античный лоб Людмилы. Голова
была как огонь. Жилы на висках бились.
- Тиф с ней, горячка, а вы - пьяная! - всхлипывала мать.
А сверху доносились звуки военного оркестра, наигрывавшего
"Камаринского", и кто-то орал под музыку!
Там кума его калачики пекла, Баба добрая, здоровая была!..

КОЛЕСОВ

I

Почтовый поезд из Рязани уже подходил к Москве. В одном из вагонов
третьего класса сидел молодой человек, немного выше среднего роста, одетый в