"Василий Семенович Гигевич. Полтергейст" - читать интересную книгу автора

сложишь...
Неожиданно резко зазвонил телефон, его полгода назад поставили в
комнате Грушкавца. Вначале Грушкавец радовался, но потом понял, какие
неприятности может принести телефон: каждый новый пронзительный звонок
словно предупреждал Грушкавца о том, что вот-вот на его голову посыплются
новые просьбы, приказы начальства, жалобы - все то, что ежедневно плотным
кольцом давило на Илью Павловича. Покосившись на белую трубку, Илья
Павлович подумал, кто бы это мог звонить в такое время? Может - главный
редактор?
Оставив рукопись на кровати, Илья Павлович поднялся, подошел к
аппарату. Поднял трубку и сказал:
- Грушкавец слушает.
- Товарищ Грушкавец, это майор милиции Андрейченко, - послышалось в
трубке. - Вы меня помните?
- Помню, - Грушкавец ощутил жар в груди, сердце екнуло... Скосил глаза
на рукопись: неужели успели настучать... Скажут, работник идеологического
фронта, а чем занимается?..
О майоре Андрейченко Грушкавец когда-то написал очерк; как-то они
разговорились о загадочных явлениях человеческой психики, правда, тогда
больше говорил Грушкавец, а Андрейченко только слушал да кивал головой.
- Добрый вечер. Что новенького у вас? - спрашивал Грушкавец, одной
рукой придерживая трубку, а другой засовывая в ящик стола рукопись, - будто
майор мог тут же появиться в комнате и взять Грушкавца тепленьким... -
Может, дело у вас интересное появилось? Убийство, грабеж в особо крупных
размерах? Теперь газетные тиражи только на этом и держатся. Может, и мы в
нашей районке запустим что-нибудь эдакое с продолжением? Как вы думаете?
- Да нет, Илья Павлович, - Андрейченко говорил быстро и взволнованно.
- Тут дело не в убийствах, и не в воровстве, тут кое-что похлеще. Сенсация
для вашего брата журналиста... Вы свободны сейчас?
- Для работников нашей доблестной милиции я всегда свободен, - у
Грушкавца отлегло от сердца. Когда милиционер спрашивает о свободе, значит,
еще не все потеряно...
- Тогда я, может, заскочу к вам. Тут такое дело заваривается... Ждите
меня.
Грушкавец положил трубку на рычажки и, будто впервые, обвел взглядом
свою холостяцкую комнату: голые стены, выкрашенные желтой краской, темное
байковое одеяло, на котором только что лежал, потемневшие от пыли серые
шторы, три табуретки, на которые было рискованно усаживать гостей, стол в
углу комнаты рядом с дверью - на нем гора тарелок, мисок, чайник...
"Нужно хоть вымыть или хотя бы газетами прикрыть этот бедлам, - вяло
думал Грушкавец, глядя на стол, заставленный посудой. После прочитанного в
рукописи все в этой обыденной жизни казалось таким простым, пресным,
незначительным... - Пойти на кухню да хоть чаю заварить к приходу майора.
Чего его несет так поздно? А больше на стол и выставить нечего. Сухари,
кажется, где-то были. И варенье - мать в прошлый выходной дала. Сало есть -
а-а, выкрутимся..."
О себе думал как о постороннем.
Через полчаса за рабочим столом Грушкавца сидел майор в милицейской
форме и, тыкая пальцем в исписанный лист бумаги, говорил, едва не заикаясь:
- Я сразу же о вас подумал, вспомнил, как вы сказали, что на свете еще