"Томас Гиффорд. Сокровища Рейха" - читать интересную книгу автораневольно перешел в своих размышлениях о брате, всегда деятельном и
жизнерадостном, к остальным членам семьи, в которой вырос не только он, но и я, совершенная ему противоположность - книжник и нелюдим, не говоря уже о нашей маленькой сестренке Ли, погибшей во время бомбежки в Лондоне. Куперс-Фолс основал мой предок в северной части Миннесоты - в одной из самых живописных излучин реки Сент-Круа, в верхнем ее течении неподалеку от бурных, пенящихся водопадов, которые не замерзают даже в трескучие морозы. Этот первый из Куперов, мой тезка Джон, сколотил состояние на постройке железных дорог и торговле пшеницей, что в итоге породило изрядное количество миллионеров, а соответственно - и процветающий город Миннеаполис. Однако Куперы жили на удивление тихо, пока мой дед, "закусив удила", не принялся наверстывать упущенное предками время. Остин Купер, мой дед, был деловым, целеустремленным человеком и с наступлением двадцатого века все больше и больше богател. Он водил дружбу с финансовыми магнатами, такими как Карнеги, Рокфеллер, Форд, Меллон. И однажды им овладела навязчивая идея, требующая воплощения, подобно тому как застрявший в теле шрапнельный осколок, образовав нарыв, в конце концов выходит наружу вместе с гноем и кровью. В двадцатые годы, часто бывая в Германии, он проникся сочувствием к судьбе немцев, изнывавших, как он выражался, под ярмом контрибуций, наложенных победителями в "большой войне".[2] Многие его современники разделяли эту точку зрения, да и позже некоторые историки придерживались мнения, что этот явно несправедливый мирный договор привел лишь к новой "тридцатилетней войне", длившейся с 1914 по 1945 год. Однако, по-своему воспринимая ход истории, Остин Купер не ограничился дед начал выискивать со свойственными ему проницательностью и упорством людей, которым, по его убеждению, предстояло стать глашатаями новой, восставшей из пепла Германии. Он установил тесный финансовый контакт с фирмой Круппа и стал, таким образом, своего рода связующим звеном между немецкими и англо-американскими денежными тузами. Остин Купер, увлекшись политикой, со временем почувствовал интерес к себе политических лидеров, которые, по его убеждению, обладали способностью направить Германию по пути, предначертанному ей судьбой. Как американец, он был полезен этим "новым людям", ибо беспрепятственно вращался в кругах, куда они не имели доступа в силу социальных условностей. Так Остин Купер начал свое "послушничество" у двух очень озлобленных немцев, стремившихся к переделу мира. Один из них, "герой большой войны", импонировал ему чувством собственного величия; другой, ладить с которым было куда труднее, - своей гипнотической силой. "Герман Геринг. Адольф Гитлер. Остин Купер. Сирил Купер. Буэнос-Айрес. Выше голову, братишка" - эти фамилии и слова продолжали вертеться у меня в голове, когда поздним вечером в мотеле я лежал на кровати, на высоко взбитых подушках, уставший до такой степени, что не мог ни думать, ни читать, ни даже смотреть телевизор. Но мне и не спалось - я испытывал напряжение во всем теле от многочасовой езды в непроглядной метели и продолжительных раздумий о судьбе нашей семьи, - и в душу закрадывалось неясное ощущение тревоги и чего-то неизвестного. В Куперс-Фолсе, на своей родине, я не был несколько лет и даже не позволял себе предаваться воспоминаниям о семейной истории. |
|
|