"Эдуард Геворкян. Путешествие к Северному пределу. 2032 год" - читать интересную книгу автора

будут. Отпуска уже отменили, еле уговорил тысяцкого домой отпустить
ненадолго.
Дед Кузьма крякнул и пошел из горницы, за ним потянулись и остальные.
Сестры захлопотали, накинули скатерть, Алевтина внесла большую миску с
пельменями, достала бутыль. Харитон перекрестился и взял ложку.
Дома побыл сотник недолго. Поел, отдохнул малость, взял белья чистого,
наказал жить в мире и убыл. Сергей проводил его до излучины, держась за
стремя каурого. Харитон озабоченно поглядывал по сторонам, потом велел ему
возвращаться, пообещав на днях выбраться домой.
Сергей на прощание похлопал коня по боку и побежал обратно. На пригорке
он остановился и проводил взглядом всадника, забирающего берегом влево, к
дальним понтонам. Вот дядя исчез за деревьями, потом снова показался на
светлой кромке близ воды, а потом совсем пропал в рощице.
Сергей вздохнул. Следующей весной дядя обещал определить его к себе в
сотню. Пару раз водил его в Хоромы - большое темное здание на Котельнической
набережной. Показал службы, конюшню, мастерские. Там он впервые увидел
вблизи магов, о которых рассказывали жуткие истории. Совсем нестрашные, люди
как люди, и огненного глаза посередь лба нет. А когда парень шепотом спросил
сотника, отчего это ведьмаки такие невзрачные, тот сердито осек его и
сказал, чтоб больше ведьмаками их не называл. Они и на магов раньше не
откликались, пояснил он.
В Саратове их называли манипуляторами гиперакустики, да только так
скорее язык узлом завяжется, нежели выговоришь. Впрочем, когда чуть позже
Сергей, забывшись, снова обозвал их ведьмаками, дядя только хмыкнул.
Теперь, наверно, свидеться с ним удастся разве что через неделю или
две, подумал Сергей и пошел домой. Скажи кто ему, что дядю он увидит только
через много месяцев, а сотник с трудом признает его, - удивился бы парень,
да ненадолго, и не такое случается ныне.
Прошла неделя. В Москве было тихо. Мужики, ходившие по торговым делам,
узнали, что дружина готовится к походу, почти все питейные заведения вокруг
Хором позакрывали. А еще в кабачках, что у Дорогомиловской дамбы, видели они
раненного у Бастиона дружинника. Тот был уже пьян в лоск и норовил улечься
под лавкой. Однако перед тем, как свалиться туда, успел такое рассказать
заплетающимся языком про заваруху, что мужики сначала не поверили, а
поверив, струхнули. Залети в поселение шальной снаряд или полосни лучом
басурмане - все, веники, сгорели бы в одночасье. Сотника повидать им не
удалось, дальше Солянки к казармам не пустили, гостинцы велели в караульной
сторожке оставить, передадут, мол, в руки.
Вечером все собрались в общей комнате, взгрели двухведерный самовар,
склепанный Кузьмой из старой канистры, семейные принесли печева, варенья
всякого... Сергей почти и не пил духовитого чаю, заваренного на смородиновом
листу. Он уперся подбородком в кулаки и жадно слушал рассказы о летунах,
которых пожгли над рекой засевшие в Бастионе итильцы, о магах, что своими
зеркалами пускали огненные шары, о том, как осерчавшие дружинники сгоряча
перебили казанское посольство.
Потом долго судачили о хорошей жизни до того, как великая погибель
пришла, о чудных делах на севере, где будто бы средь вод таится уцелевший от
бед не тронутый временем и лихими людьми тайный город Питер, где живут
просто и весело, да только входа туда нет никому пришлому... А когда все
разошлись спать, он долго сидел на лавке, уставившись глазами в темный мятый